Главная » Статьи » Общий архив газетных публикаций

Литературная строка — глазами охотника


Ерофеев Юрий Николаевич

 Заранее скажу, что отрывки, которые я собираюсь процитировать, — из произведений, прекрасно написанных, которые неудачными и даже средненькими никак уж не назовешь. Их полюбил читатель, к ним снова хочется обращаться, перечитывать. Не обошла их своим вниманием и критика, неизменно отмечая высокий — выше среднего! — уровень этих произведений. И сам я с этим полностью согласен. Но охотничий глаз иногда цепляется за разные мелочи...

 Эммануил Генрихович Казакевич — автор «Звезды», сразу поставившей его в первый ряд писателей послевоенного периода — того, настолько еще близкого к прошедшей войне, что, казалось, залпы ее еще перекатываются в ушах, потом — «Весны на Одере», а для меня — автор еще и стопки ненаписанных книг, которые обдумывал, начинал писать, но вот не успел... В них — вернее сказать, в тех отрывках, фрагментах, которые до нас дошли, он еще более интересен, раскован, раскрыт. Характеристики героев у него всегда меткие, выразительные:

 «Девушка была похожа на крупного грызуна — нечто вроде хомяка или ласки. Ее клетчатая юбка, туго облегающая широкие бедра, внизу расходилась широким клёшем, причем сзади была несколько длиннее, что походило на хвост; прибавить мелкие жемчужные зубки, гладко причесанные волосы на остром черепе, тонкую мордочку, большие красивые, но бессовестные глаза, бледную кожу на лице в обтяжку, красивую длинную шею, на которой плавно покачивается маленькая головка...»

 Читаешь — и наяву представляешь эту особу, а заодно, подспудно, проникаешься и авторским отношением к ней (ведь не случайно — глаза-то «бессовестные»).

 Но ласка, как вы понимаете, все-таки не грызун. И с «крупного грызуна» она не бывает — много меньше обычной крысы. Крохотный отважный хищник.

 

 Сергей Константинович Никитин, владимирский писатель, которому тоже — тут уж ничего не поделаешь — был отпущен короткий век. Я часто снимаю с полки его книги: в его маленьких повестях — луговые берега с детства знакомых мне рек — Клязьмы, Уводи, Луха, зарецкое Заборочье, Мстёра, люди, которых мне тоже доводилось знать. Бакенщик Алексей Ефимович Бударин, «дядя Лёня».

 «Сидели мы с ним однажды вечером на обрубке бревна возле избушки, — рассказывает С.К.Никитин, — и смотрели на реку. В ногах у нас дотлевал маленький нежаркий костер. Тяжелая майская вода бежала широко и стремительно, пенно завиваясь у берегов. Мглистые болота, ольховые крепи и дубовые рощи левобережья медленно затягивали натрудившееся за день солнце.

 — Посмотри-ка, чегой-то там плывет? — спросил дядя Лёня, глядя из-под ладони на речной плёс.

 — Я посмотрел и ахнул:

 — Лось!

 — Лось! Право, лось! Вот ведь беда — лось! — заволновался дядя Лёня.

 Выставив из-под воды горбоносую, увешанную широкими, как чаша, рогами голову, лось преодолевал напористое стремление воды...»

 Как наяву вижу избушку дяди Лёни с поленницей запасенных березовых дров, кострище под березами, ниже — еще не обсохшие талы. Вода уже убывает, Клязьма почти в берегах. Струйкой утекает она в Клязьму из озера Вичехра под тем берегом. «Мглистые болота, ольховые крепи» — это, конечно, Тиминское болото напротив, непроходимый сырой елошник правее, у Суземского озера и Погиблого, а чуть левее — такие же крепи у Грив и Вязок. Из этих болотин по канавам в Клязьму тоже уходит излишек воды, а с ним скатываются в реку зашедшие в половодье стаи ельцов.

 Только вот — стоп: «увешанная широкими, как чаша, рогами голова». Это — в самом начале мая?

 Лоси (самцы, конечно, — лосихи, как известно, комолые) ежегодно сбрасывают рога. В средней России делают это они в январе. В марте рога начинают отрастать, сначала — медленно, процесс этот идет до августа. К первой декаде мая, а именно об этом времени повествует С.К.Никитин, значительно вырасти, превратиться опять в роскошную «чашу», рога лося просто не успевают...

 С.К.Никитин давно уже ушел в мир иной, и ничего в его повести уже не поправить.

 

 Но вот другая повесть. Борис Львович Васильев «А зори здесь тихие...». Очень популярная повесть. Удостоенная Государственной премии СССР. И кино хорошее по ней снято. Вспомним: комендант разъеда, хмурый старшина Федот Евграфович Васков предлагает девушкам-воинам разучить условные сигналы, чтобы извещать друг друга об опасности. Кто-то предложил кричать ослом.

 — Ослы здесь не водятся, — с неудовольствием заметил старшина, — ладно, давайте крякать учиться.

 Показал, а они засмеялись. Чего им вдруг весело стало, Васков не понял, но и сам улыбки не сдержал.

 — Так селезень утицу подзывает, — пояснил он. — Ну-ка, попробуйте.

 Среди девушек есть и деревенские. Лиза Бричкина, например, до войны жила с отцом-лесником на кордоне («человек лесной», «то-то крякаешь хорошо»). Наблюдательна («вот глаз!»). Но ни она, да и никто из девчат почему-то не заметил, что сказал старшина явное «не то»: у наших уток никогда селезень «утицу» не подзывает — так уж устроена их утиная жизнь, наоборот, селезня зовет утка, самка. И не крякает селезень. Его голос — вовсе не кряканье. Крякает утка. А селезень, если говорить о кряковых утках, «шваркает», издает характерные шипящие звуки: «пща-аща, пща-пща». Охотники знают.

 Да, детали — коварная штука. Мелочь вроде бы — но может насторожить, вызвать недоверие к тому, с чем придется столкнуться дальше. Правда, повторю, в названных повестях — лишь на минутку, пока эти строки перед глазами. Потом о них забываешь.

Июль 1998 г.

 

http://www.ohot-prostory.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1511

 



Источник: http://www.ohot-prostory.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=1511
Категория: Общий архив газетных публикаций | Добавил: Рэмович (15.02.2012)
Просмотров: 731 | Теги: Клязьма, Ерофеев, Бударин, Казакевич, Архив Цыплева