Московский Литературный институт им. А.М. Горького

       ТЕМА МЕСТИ У ЕВРИПИДА

                                     (по «Медее» и «Ипполиту»)

                                  Курсовая работа студентки Цыплевой Н.В.

                                                     «Античная литература». 1 курс

                                                              Руководитель Я.И. Зверев

                                                Семинар «Очерк и публицистика»

                                             Москва. 2007.

ПЛАН

I. Вступление.

        I.1. Введение.     

        I.2. Характеристика использованной литературы

        I.3. Характеристика исторической цикличности. Место Еврипида в цикле деградации и разрушения устоев. Месть – форма разрушения морали.

II. Тема мести у Еврипида (по «Медее» и «Ипполиту»)

        II.1. Причина мести.

                    II.1.1. Причина мести с точки зрения мстителя;

                    II.1.2. Причина мести с точки зрения жертвы;

                    II.1.3 Причина мести с точки зрения окружающих.

        II.2. Осуществление мести.

                    II.2.1. Осуществление мести с точки зрения мстителя;

                    II.2.2. Осуществление мести с точки зрения жертвы;

                    II.2.3. Осуществление мести с точки зрения окружающих.

        II.3. Результат мести.

                    II.3.1. Результат мести с точки зрения мстителя;

                    II.3.2. Результат мести с точки зрения жертвы;

                    II.3.3. Результат мести с точки зрения окружающих.

III. Заключение. 

IV. Библиография.

        Введение

Учитывая тот факт, что Еврипид – один из трех главнейших драматургов древней Греции, о нем написано безмерно большое количество критических статей и эссе. У поздних исследователей творчества великого грека это обстоятельство вызывает не меньшие трудности, чем, если бы они были первопроходцами. Суждений и мнений по поводу места и значения Еврипида в мировой литературе столько накопилось почти за две с половиной тысячи лет, что критики вполне могли забыть, (и забыли), о сути пьес – о сюжетах и содержании его трагедий. Мировоззренческие споры на религиозные темы и темы морально-этических воззрений ушли так далеко от прямого «бытового» обсуждения пьес – то, ради чего они и написаны, для чего, собственно, и был изначально создан театр, что в этих глубокомысленных рассуждениях порой теряется нить, связующая естественность, правду жизни с  художественным  вымыслом, с драматургическими постановочными театральными приёмами.

Этот парадокс объясняется неверием, что современный человек в состоянии понять и принять действия и поступки героев древних, да к тому же еще и  «иноземных» произведений. Медико-психологический постулат о том, что человек незыблем, что за эти две с половиной тысячи лет не появилось ни одного «лишнего» фрагмента в структуре ДНК или иных «местах», которые могли бы изменить реакции и отдалить старинного грека от современного россиянина, не влияет на критиков никак. Исследователи живут «своей» жизнью, разговаривая совершенно разными словами о современном фильме, в котором мать оставляет ребенка на морозе и древнегреческой трагедии, где такая же мать, (да еще и внучка Гелиоса – бога Солнца), убивает своих детей. Они как бы исподволь пытаются доказать, что нынешнее искусство выросло от забавы и балагана, а искусство древних цивилизаций – от высокого божественного вмешательства или, как в случае с Еврипидом, божественного недогляда.

На самом деле, разрешение проблемы видится проще: и 400 лет до новой эры, и спустя две тысячи лет после рождения Христа, людей занимают одни и те же  вопросы, и от ответов на них, от того, насколько высоко удалось автору поднять читателя (зрителя) над суетностью мира или насколько низко опустить его, открывая ворота новым грехам, можно судить об истинном предназначении автора и произведения. Нельзя извинить даже истинной правды, рассказанной во имя зла и распрей, но всегда можно и полезно не заметить домысла, а то и вымысла во имя торжества счастья.

I.2. Характеристика использованной литературы

В качестве источников в данной работе использованы трагедии Еврипида в переводе …………….  В подтверждение или в противовес высказываемой в основной части данной работы точки зрения о разрушительной силе трагедий Еврипида и одной из основ этого разрушения – мести с разных точек зрения, использована литература двух основных направлений: религиозно-этическая, и историко-литературоведческая.

К первой, как основной в понимании отстаиваемой точки зрения, относятся работы: Н. Ярхо «Драматургия Еврипида и конец античной героической трагедии», А.Лосев «История античной эстетики», Ф. Зелинский «Древнегреческая религия», Жирар Рене «Насилие и священное», Александр Мень Во власти сомнений».

Ко второму направлению литературы – литературоведческому относятся использованные труды: С Радциг «История древнегреческой литературы»,  Н. Чистякова, Н. Вулих «История античной литературы»

I.3. Характеристика исторической цикличности. Место Еврипида в цикле деградации и разрушения устоев.

Чем талантливей и величественней писатель, поэт, драматург, тем меньше у него права на ошибку в выборе темы, сюжетных линий и форм раскрытия этой темы. Талант становится оракулом и проповедником ценностей наряду служителями веры по мере «возвышения над смертными». Одно дело, когда графоман напишет аморальную пьесу и самодеятельный театр «барина из глухого села» поставит её «на крыльце своего особняка». И совсем другое дело, когда драматург с именем пишет, а не менее известный и талантливый режиссер ставит такую пьесу. Это по своей сути становится преступлением, поскольку здесь используется оружие массового поражения - талант во вред человеку и человечности.

Чтобы выстроить новое здание, надо расчистить под него площадку, где -пыль, мусор и грязь. Не каждому по силам взять на себя эту разрушительную миссию. Так совсем недавно, в 19 веке нигилизм и атеизм расчищали место вере, давая новый импульс «от противного», так в наши дни на место чистого светлого возвышающего, мало правдивого, но созидательного соцреализма, пришла эпоха зачиски аморальной литературой новых площадок под пока не совсем ясные контуры будущих построек.  На освобожденное место сначала приползут ядовитые змеи, прибегут гиены, прилетят стервятники, - мы сегодня живем в точно параллельной эпохе с Еврипидом.  Позднее придут каменщики с «чистыми руками», станут возводить здание, именно их будут прославлять, им будут возводить памятники, не вспоминая, кто для них здесь делал зачистку. Еврипид относится к драматургам «зачистки», драматургом разрушителем, и в иное время мог вполне попасть под гильотину забвения.

Но созидателей и балласта разного уровня таланта много, а разрушителей известных истории поименно по мощи, низвергающей всех вокруг с пьедесталов, – единицы. Волей неволей в каждый такой аморальный период истории приходится вспоминать: «А кому разрушать-то доверить? А доверим ка мы эту миссию испытанному временем Еврипиду! Так отверженный современниками драматург-изгой становится бессмертным, а гонители отодвигаются на вторые роли. Так цикличность времен, их постоянная повторяемость на разном информационном и техническом уровне делает то и дело нужным и даже необходимым показ пороков, вольное или невольное прославление их, часто без прямого осуждения.

II. Тема мести у Еврипида (по «Медее» и «Ипполиту»)

II.1. Причина мести.

II.1.1. Причина мести с точки зрения мстителя.

Одной из главных форм привнесения новой идеологии, разрушающей табу, стереотипы добропорядочного и героического прошлого в художественную канву трагедий «Медея» и «Ипполит» у Еврипида становится смакование темы мести. Эта тема дается легко, широко и обстоятельно драматургом не только по причине личных, как писали современники, болезненных свойств автора (С. Радциг 278, 291), которому, якобы, изменяли обе жены. Эта тема драматургически выигрышна, учитывая, тем более, что Еврипид не сковывает своего воображения рамками нравственно дозволенного. 

С.И. Радциг в главе «Религиозно-нравственные воззрения Еврипида пишет: «Во многих трагедиях Еврипид изображает действия богов совершенно противоречащими нравственности. Так, Афродита губит Ипполита и Федру из чувства мелкой личной злобы». Произведения искусства во все времена призваны были делать людей выше, чище, добрее. Все, что наносило и наносит ущерб этой великой цели, есть предмет для публичного отторжения, (что позже будет отдано миссии цензуры), предмет осмеяния и забвения. 

Однако, есть периоды в истории человечества, когда показ мерзостей жизни, героизация порока становятся необходимыми. Это - периоды разрушения существующих морально-этических устоев. Так, безрезультатно пытались вымарать, вычеркнуть из истории драматургии Еврипида и его произведения, доказывая разрушительную сущность аморальных трагедий. «Как страшно жить!» - почти по-современному восклицали комические герои, высмеивая "женоненавистничество” Еврипида, послужившее для Аристофана поводом к комедии "Женщины на празднике Деметры”. Еврипид крушил направо и налево богов и их мораль, но результат высмеивания был странным: комедии Аристофана, как сейчас сказали бы, оказались лишь хорошим «пиаром» для трагедий Еврипида. Исторические повторы или цикличность эпох налицо: во времена Перикла Афинское государство достигло расцвета. К этому времени пришла демократия, с ростом частной собственности проявились противоречия. Частная собственность подрывала устои гражданского сообщества. На волне демократических течений возник идеологический кризис. Эсхил и Софокл, отстаивали идейные основы незыблемости общественных принципов, хотели гармоничного сочетания личных и общественных устремлений человека. В противовес им, представители новой идеологии объявили вершиной нравственных норм отдельного человека. Индивидуализм в сочетании с демократией, т.е. вседозволенностью становится в разные эпохи началом конца. Идейным вдохновителем «новых греков» и нравственного хаоса стал Еврипид. 

Нынешняя современная востребованность «Медеи» и других произведений этого автора лишний раз подтверждают необходимость в разные циклы, в разные периоды истории возврата к разрушительному, а не созидательному искусству и литературе. При этом, если созидатель всегда, или практически всегда, оказывается примером и классиком, то разрушитель заранее обрекает себя на место изгоя, по крайней мере, среди современников. Мало желающих надеть тогу разрушителя, тем более, среди сочинителей высокого класса: не только коллега по перу не подаст руки «очернителю», но и соседи, родственники, дети отрекутся. От того эта миссия осквернения, опошления жизни становится великой трагедией самого автора, и одновременно его великой миссией в цикле смены эпох.

Кормилица рассказывает, что Ясон недавно покинул свою прежнюю семью и Медея вне себя от горя и гнева:

Да, грозен гнев Медеи, нелегко

Ее врагу достанется победа

Не любовь терзает Медею и не обманутое доверие, хотя некоторыми строками автор и пытается убедить нас в последнем:

Нежданное обрушилось несчастье.

Раздавлена я им и умереть

Хотела бы — дыханье мука мне!

Все, что имела я, слилось в одном,

И это был мой муж, и я узнала,

Что этот муж — последний из людей.

Если бы Медею терзали муки одиночества или она страдала бы от мук обманутого доверия, её помыслы мести не простирались бы изначально далее «мелкой» мести новой жене Ясона. Только ослепляющая ревность, доведенная драматургом до испепеляющих душу и тело пределов разумного и даже за гранью его способна на месть такого масштаба, который описан в трагедии.

Ясон расчетлив и лжив, он пытается подменить здравый смысл доказательств о своей измене софистическими рассуждениями о том, что, якобы, в новый брак он вступил ради Медеи и её детей. Он возмущен, что Медея не признает за ним этого права:

...Но доброты не ценит

Надменная моей — и ей же хуже.

Именно после разговора с Ясоном созревает первый план её мести – убить новую его жену. Но уже тогда она понимает и отчетливо размышляет о том, что самая большая боль будет Ясону, когда все-таки не новая жена погибнет, а погибнут его дети, ибо он тогда лишается потомства - своего продолжения и будет отвергнут богами. Ей тяжело решиться на убийство собственных детей, но этого по сути уже и не требуется: мысль, как действие, уже состоялась, остался последний шаг. Если Медея уже готова мысленно была изначально к такому поступку, если пришло в её голову такое, всё говорит о том, что это злодеяние возможно уже совершить и в реальности. Хотя решение было далеко не простым. В. Ярхо пишет: «Большое место занимает описание внутренней борьбы, происходящей в душе Медеи. Еврипид, ограниченный объемом трагедии, посвящает этому один монолог, в котором Медея трижды меняет решение» «Вопросы литературы» 1999 №6.

(см. далее часть 2) 

http://tsiplev.ucoz.ru/publ/materialy_natali_cyplevoj/tema_mesti_u_evripida_chast_2/6-1-0-27