В результате христианизации аналоги этой системы были утрачены у эрзян и чувашей, попытки ее воссоздания, например, у эрзян по работам П.И.Мельникова-Печерского вряд ли возможны, ведь исследователь застал ее уже в момент заката. Анализ его исследования, выполненный Н.Ф.Мокшиным (157), убеждает в том: что в них не все интерпретируется адекватно.

      В этом отношении исследования культуры в наибольшей мере сохранивших традиционные верования северо-западных мари стали своего рода возможностью заглянуть в раннее средневековье, понять, какими были навсегда утраченные воззрения исчезнуших народов современной Центральной России - мери, муромы, ведь они были родственны марийцам и, следовательно, не могли не иметь сходных представлений о мире. Обратимся вначале к кереметям. Записанные и опубликованные (352) тексты не представляют кереметей как  наглядные  образы. Они оказываются некоей невидимой, неощутимой силой, распоряжающейся определенным местом,  участком,  творящей там чудеса, поддерживающей там порядок.

      В отличие от духов природы, кереметям посвящаются особые природные объекты - группы деревьев, участки с родниками, именуемые кереметищами, кереметями, келеметями и принадлежащие, как правило, семьям и их небольшим группам. Само по себе слово "кереметь" является заимствованным у волжских булгар, которыми было усвоено в ходе исламизации из арабского (в переводе "чудо"). Чудесное в рассказах, связанных с кереметями, как уже говорились, не персонифицировано: "что просят, все исполняет" (с.152); дочь, за здоровье которой в керемети принесена жертва, "сразу поправляться начала" (с.160). Нарушение отношений с кереметем приводит к  печальным последствиям. "Учитель... ходил к роще, подсмотрел, как молятся. И заболел, а после помер" (с.157). Врач Иван Абрамович, срубивший кереметь на дрова, "тут скоро и умер" (с.162). Тетя Катя, сделавшая из деревьев керемети баню, "так разболелась" (с.165). Сережа, который в керемети ломал ветки, "пришел домой и задурил. Потом он умер." (с.166). Все мужики, валившие лес в керемети, погибают во время войны (с.169). В конюшне, построенной из деревьев керемети, погибают все лошади, деревня разоряется (с.170).  Даже раскорчевка пня, оставшегося  после дуба керемети, приводит к  быстрой смерти всех членов семьи поочередно (96-А-1).  Когда чужой берет в керемети жертву,  он сходит с ума (344, с.166). О готовящейся жертве для керемети нельзя говорить: "тебя ведь закружит" (с.166). Кереметь может помочь человеку при встрече с недобро настроенными духами леса: видения исчезают, стоит бросить  в них специально сломанной в кереметище гроздью или веткой рябины (с.175).

      По существу, подобные рассказы сводятся к предельно сжатому изложению фабулы и морали, представляющей собою рекомендацию или строгое табу. Состоит оно в том, что кереметище неприкосновенно. В нем нельзя пилить, ломать деревья, собирать хворост, грибы, цветы - за это кереметь карает виновного. Уважение, любовь к керемети воспитываются наряду с уважением и любви к традициям, культуре, памяти предков. В кереметище не позволяется мусорить, ругаться, шуметь, ссориться, туда приходят в чистой одежде, помывшись в бане. Табу чаще всего соответствует реальной экологической ценности кереметищ - нередко они оказываются эталонами нетронутого зрелого южнотаежного леса и способствуют восстановлению в округе биоценозов, характерных для этих мест в прошлом - распространяют семена. Керемети часто приурочены к точкам распада вод: они сохраняют подземную влагу на этих уязвимых участках, берегут ручьи и озера, источники, которые часто входят в эти природные комплексы, препятствуют эрозии, ведь характерно расположение кереметищ на склоне или в высшей точке среди распаханных участков. Само по себе сложившееся у мари отношение к этим объектам оказывается мощным эколого-воспитательным фактором. Из абиотических факторов природной среды как наиболее уязвимый и нуждающийся в неприкосновенности нижегородские мари выделяли воду. Во всех марийских районах состояние рек до сих пор разительно отличается от того, что можно увидеть в соседних районах. Во многом это можно объяснить существующими у мари рассказами о хозяйке вод Вюд-Аве. Категорическое табу, запрещающее портить воду, сливая в нее помои, стирая белье, зафиксировано практически во всех марийских деревняхх, и его продолжают строго придерживаться. В Шарангском и Воскресенском районе записаны рассказы о том, что жители деревень, где происходило подобное святотатство, строго наказывались Вюд-Авой. Она "прятала" воду в глубине тайги: озеро исчезало, а в тот же год охотники находили в лесу новое такое же. Она могла утопить виновника или же он "умирал на бегу", рыбак навсегда лишался удачливости в промысле. Стирать полагалось лишь в специальных заглубленных колодах в нескольких десятках метров от воды. Вблизи речек и озер нельзя было устраивать бани, помойки, ни в коем случае не рубились деревья, за что, как представлялось, следовало наказание. Наконец, никогда не уничтожались деревья вблизи воды - рек, озер, родников. Считалось, что они особо любимы Вюд-Авой, которая накажет виновных (с.181-182).

      Мари Воскресенского района были опытными плотогонами и спускали лес по реке Юронге в Ветлугу. По окончании сплава жители деревень выходили, согласно рассказам сторожилов, вычищать реку от застрявших бревен, чтобы не прогневить Вюд-Аву.

      Обережение принадлежащих ей рыбных запасов порождало особую гуманную и рачительную форму рыбной ловли. Любопытен рассказ одного из русских жителей Воскресенского района, как и многие, считающего мари знахарями и кудесниками. Дед его подсмотрел однажды, как мариец из соседней деревни разложил на суше сети, пошептал на воду, и вскоре оттуда на берег выпрыгнули несколько рыб (с.181).

      Чудо, оказывается, имеет реальное объяснение. Н.С. Толстой (383) описывает подобный марийский способ рыбалки, известный в его времена в Заветлужье.  Он основывался на  том, что рыбе предлагался хлебной мякиш  с  завернутыми  в него семенами определенного растения,  на  время  ее  парализующими  и  заставляющими выпрыгивать на берег. Способ не наносил физических повреждений рыбе и  позволял  быстро  добывать  ее  в  строго  необходимых количествах, не принося богатствам реки (т.е. Вюд-Авы) лишнего неоправданного ущерба.

      Владыкой рыбы записи называют и царя стерлядей (352, с.170) или Стерляжьего царя (355, с.155-156). Очевидно, первоначально рассказы о нем бытовали исключительно в марийской среде: Н.Н.Оглоблин (357) пишет о том, что женой его считали утонувшую знатную марийскую девушку.  Затем сюжет был перенят и русскими. Утверждается, что убранное жемчугом "устоище" стерляжьего царя находится с древних пор в Суре. Рассказчик предупреждает:  ночью не следует подходить к реке, так  как  именно в это время царь и его жена выходят на прогулку. Потревожившие их навсегда лишаются рыболовной удачи.

      Многообразны марийские духи леса. Их власть распространяется на его отдельные участки тайги, которые известны и имеют дурную репутацию: Чертова дорога на северо-западе Шахунского и в центре Тоншаевского района, идущая от д. Горинцы по долу к д.Ширта и дальше в лес, дол у д.Тишкино, урочища вдоль дорог от с.Ст.Рудка к п.Пиштань и от п.Красная Горка к д.Б.Юронга. Эти места полагается обходить, причем особо тщательно в темное время суток и на рассвете. Иначе путник может сбиться с дороги, иногда на несколько дней. Если он, например, сошел с просеки за грибами, он может быть остановлен, напуган духами, которые способны забросить на дерево лошадь или напугать, защекотать ее, заездить до смерти. Однако ключевым моментом в восприятии хозяев леса, как следует из текстов, становится не ненависть к ним, а понимание того, что лес является их сферой. Это стихия, где сложился ориентированный на них, а не на человека порядок. Человеку же требуется этот порядок не нарушать, не гневить силы леса, не относиться к нему хищнически, не рубить любимые деревья (к ним относят наиболее старые и растущие на возвышенных песчаных участках), не собирать любимые грибы и ягоды, не заглядывать в бурелом, не убивать любимых животных хозяев леса. Наконец, не попадаться им на глаза в тех местах, которые хорошо известны в округе, не ругаться и не перекрикиваться в лесу, а например, петь дорожную песню. Если же со стороны человека правила нарушаются, то обижаться не на что: надо просить извинения, а лучше всего изначально чувствовать, что можно, что нельзя в лесу (352, с.174-180). Эти принципы хорошо известны мари, передаются  в  подобных  рассказах из поколения в поколение. Понятно, что они позволяют с одной стороны обезопасить человека, ведь в лесу, на болоте есть места с совершенно реальными опасностями, куда лучше не заходить. С другой стороны, это способствует уважительному, рачительному отношению к лесу, воспитывает человека в таком духе, чтобы ему было  чуждо  варварство к богатствам тайги, чтобы ничто он не истреблял  в  ней  напрасно,  ради  прихоти. Обратим внимание: перепромысел ведет к обеднению леса, крики и передвижение по бурелому являются фактором  беспокойства  по отношению   к обитающим  животным,  деревья на возвышенных песчаных участках оберегают почву от ветровой эрозии, а старые и дуплистые экземпляры способствуют полноценному воспроизводству видового состава леса.

      В марийских деревнях сохранились отчетливые воспоминания об охотничьих табу, за нарушение которых строго наказывал Перт-Оза или же другой лесной дух, карая лишением охотничьей удачи. Он мог запутать человека в лесу, погубить его за то, что тот начинал не вовремя охоту, когда у животных еще были неподросшие выводки, подстреливал "запретных" зверей. По воспоминаниям, в Воскресенском районе среди марийцев была не принята охота на медведя, например, и считалось, что она карается лесными духами, как и не вовремя начатая охота на утку. В некоторых случаях лесные духи не персонифицированы. В рассказе "Как я лесником стал" (с.181) человек повествует о сильнейшем переживании, заставившем его бросить профессию лесоруба: дерево, заваленное по всем правилам, вопреки здравому смыслу, несколько раз пыталось падать на него, куда он ни пробовал отходить, и это был знак от лесных духов, запрещающий впредь заниматься истреблением тайги. Чаще же подобные рассказы воспроизводят слуховые, зрительные образы. Характерным представляется сюжет о Чертовой дороге: в лесу есть места, где передвигаются невидимые силы, слышен скрип колес, ржание коней, музыка, песни, разговоры на непонятном языке. Это вызывает страх путников. Однако никакой реальной опасности доброму человеку Чертова дорога не несет: достаточно лишь не обосновываться на ней, не двигаться в этих местах в темное время, иначе можно сбиться с пути. Силы леса живут своей отдельной от людей жизнью, они никому не угрожают, но требуют уважения и суверенности, чего, в сущности, желает в своей жизни и человек. В обрусевшей д.Горинцы Тоншаевского района существует рассказ о доме, выстроенном на Чертовой дороге, где, как считается, духи леса мешают жить людям, требуют, чтобы они удалились, изводят их. Это уже нарушение отношений с ними со стороны человека. Млит, Диконький, Некошной, Ате-Малахай, Дитятко реально не угрожают тем, кто сторонится их, не нарушает неписанных законов леса. Встреча с ними, как считается, может закончится для человека плохо, возможно, лишь потому, что они не понимают вполне его сущности: Млит (существо огромного роста в конической шапке) начинает возить на себе человека по лесу, показывая свои богатства - и так, что человек теряет ощущение времени: проходят дни и недели, которые кажутся часами. Заметим, что Млит обитает в доле у д.Ширта, название которой, вероятно, связано с именем одного из духов свиты Озырена. Описывая былички луговых мари о таргылтыше, фольклорист Л.С.Киткаева (107) отмечает те же особенности: "чтобы не попадать во власть таргылтыша, считалось необходимым соблюдение многочисленных запретов,  а  также норм и правил поведения... Конфликт основывается обычно на нарушении этих правил".

      Полевых духов, судя по сделанным записям, нижегородские мари не знают. Это легко объяснимо тем, что пахотные участки возле марийских деревень невелики, а земледелие в древности не было у мари ведущим занятием. Во многом сходны и марийскими и эрзянские традиционные рассказы данной тематики. Как уже показано, у этих двух народов общие исторические корни и насчитывающее несколько тысячелетий прошлое в условиях соседних природных зон. 

      Ведь-Ава является у эрзян хозяйкой конкретных рек, озер, прудов, родников и колодцев. Произведения, рассказывающие о чудесах, которые связаны с водой, в отличие от марийских, не уходят от детализованного изображения духа. По записям (92-А-4,5,6; 93-А-1,2) известно, что Ведь-Ава представляется голой женщиной с распущенными волосами и зеленоватой кожей. Она сидит вблизи воды и расчесывает волосы. Появление Ведь-Авы воспринимается как событие особой значимости. Так, в с. Пермеево Большеболдинского района ее видели в день, когда была завершена постройка самого глубокого колодца: сидя на его срубе, она предсказала его добрую судьбу. Чаще однако Ведь-Ава появляется накануне гибели в воде того, кто ее увидел. Если же человек тонет, а погибать ему "не время", он ощущает снизу мощные выталкивающие его на поверхность руки - Ведь-Ава спасает его, но не показывается. Ведь-Ава очень сильна и способна убить того, кто с ней заигрывает, шутит над ней, она гонится за ним и может искрошить зубами избу, где он прячется. Ведь-Ава представляется хозяйкой рыбы, и в низовьях Пьяны, в Пильнинском районе у эрзян сохранился обычай делать ей съедобные подарки, пускаемые в воду, бросать цветочные венки. В результате нерационального хозяйствования, массового сведения лесов в последние 300 лет большинство водоемов на эрзянских территориях обмелели или пересохли совсем. Это, вероятно, и снизило страх перед водой. Табу, высказываемые в такого рода рассказах, крайне немногочисленны. Они запрещают хищническими способами добывать рыбу, сливать в воду помои, пилить возле водоемов старые деревья (оговаривается: так все и было раньше, а теперь это не соблюдается), загрязнять колодцы, запускать на произвол судьбы родники. Реальные наказания, которые может наслать Ведь -Ава сводятся к рыболовной неудаче (за перепромысел) и засухе (к ней приводит то, что родник не обустраивают, не очищают вовремя). Однако мысль о неизбежности наказаний за другие подобные проступки в рассказах отсутствует. Известен запрет купаться и брать воду в ночные часы - в это время Ведь-Ава отдыхает и может утопить того, кто ее тревожит. Ведь-Авой принято пугать шумящих около реки детей.

      Широко распространены рассказы и о Вирь-Аве. Она представляется огромного роста темной голой женщиной с длинными волосами. Вирь-Ава быстро бегает, громко хохочет. Являясь хозяйкой леса, она дарит охотничью удачу. От нее зависит, не заблудится ли в лесу грибник, не замерзнет ли зимой путник. Ненавистных ей людей Вирь-Ава в состоянии с хохотом безжалостно защекотать до смерти. Вирь-Ава любит слушать длинные песни и сказки, потому, сообщается в рассказах, в прошлом охотники-эрзяне, ночуя в лесных домах кудо, старались петь, вспоминать сказки, веря в то, что хозяйка леса их слушает, притаившись за стеной. Вирь-Ава не терпит жадных, шумных людей, тех, кто бесцельно ломает деревья и убивает животных. Человек, заблудившийся в лесу, вспоминал, по рассказам, не обидел ли он чем хозяйку и извинялся перед ней, только тогда он мог рассчитывать на возвращение домой (93-А-1,2).

      Табу, запечатленные в рассказах о Вирь-Аве, несложны, но чрезвычайно рациональны в условиях леса юга Нижегородского Поволжья. В текстах они подкрепляются весьма выразительным образом самой хозяйки, наказывающей за нарушение правил.

      Эрзяне - земледельцы, уже в достаточно отдаленные времена распахавшие значительные по площади участки. Потому неслучайно присутствие в подобного рода рассказах полевого духа Паксь-Авы. Однако она известна в настоящее время очень немногим: записано всего два текста о ней в Лукояновском и Пильнинском районах (92-А-5; 93-А-1). Паксь-Ава представляется огромного рост женщиной ("рожь в июле ей по колено была!"), одетой в ярко-белый, вышитый красными узорами костюм (вероятно, напоминающий традиционный эрзянский). Ее можно встретить в июле посреди самых больших полей в полдень. Она идет по хлебам со словами: "По этому полю пройду, на другое поле перейду".

      Табу, связанные с хозяйкой поля, весьма специфичны и могут быть отнесены к сфере охраны труда. Они запрещают находиться в поле в час, когда по нему ходит Паксь-Ава. Как считается, она не имеет целью нанести ущерб встреченным и относится к ним вполне доброжелательно, но человек сам не может выдержать такой встречи: он падает бездыханный от головокружения. Хорошо известно, что середина дня - наименее благоприятное для работы в поле время. В этот момент открытые пространства весьма сильно прогреваются. И монотонный труд в таких условиях способен привести к тепловому удару.

      Как видим, у эрзян - народа, ныне лишенного традиционных верований, пусть в меньшей степени, чем у мари, но все же сохранились рассказы о духах природы, непосредственно связанные с системой табу. Эта система содержит очень немногие элементарные, необходимые запреты в сфере хозяйства и поведения. Обращает на себя внимание сильная выразительность самих образов духов природы, которые немногочислены.

      Русские, как и татары, не имеют в последние века своей традиционной национальной религии. В Нижегородском Поволжье оба эти народа пришли уже носителями мировых религий - христианства в православном варианте и ислама. Русские былички, записываемые в настоящее время в регионе, достаточно многочисленны. Значительная часть произведений связана с духами воды и леса (былички о полевых духах в материалах экспедиций отсутствуют). Обратимся к некоторым характерным текстам.

      Быличка "Леший откликнулся",  записанная в с.Б.Болдино от А.В.Алексеевой (ФФКСЛ, 70-14), содержит описание встречи с лесной нечистой силой и вывод-рекомендацию для слушателей. На крики девушки "ау" отозвался леший и стал, окликая ее, подходить все ближе. Девушка нарушила правило - "кричать друг друга только по имени", чтобы не "накликать лешего". Обратим внимание на то, что леший вовсе не изображается в быличке как хозяин своего владения, наводящий порядок или выдворяющий тех, кто в них не по делу вторгся. Это некая темная, не имеющая зрительного образа сила, надвигающаяся на человека из глубин леса и безусловно ему враждебная. Само же табу не является экологически оправданным: выкрикивание любого слова является фактором беспокойства для леса.

      Текст "Леший в доме", записанный в с.Вад от А.К.Коровиной (ФФКСЛ, 84-18) изображает немотивированный приход лешего в крестьянский дом через трубу. Запоминается выразительный образ "нечистого": "хохочет, заливается", "лицо-то у него косматое". Существенно то, что хозяева дома ничем не вызвали его появление и даже не пытаются предположить, отчего леший выбрал именно их дом. Быличка не содержит и житейских выводов из описываемой ситуации.

      Столь же немотивировано появление пугающего грибников лешего в быличках "Лешенька выкликает" (ФФКСЛ, 88- 64) и "Ходила как-то по лесу..."(ФФКСЛ, 88-67), записанных в д.Карташиха и Балахна Перевозского района. Единственная рекомендация, которая возникает в тексте: "Как увидишь лешеньку - беги, не оглядывайся, домой. Огляшенься - пропадешь". "Лешенька предстает" в образе невзрачного "мужичонки обросшего", он издает звуки "как будто ребенок заплачет, а то загукает, да так, что сердце-то просто и оборвется". Лесная нечистая сила представляется неопределенно - "бухалкой", которая "бухает "бух-бух, бух-бух" в быличке "Бухалка" (ФФКСЛ, 81-69), записанной в с.Личадеево Ардатовского района, она может закружить на "круговом месте", и при этом спасение - в магических действиях: молитве и переобувании, которое позволит для "нечистых" запутать след.

      Сходны былички о водных духах. Перед рыбаком является русалка и просит дотронуться до нее или ударить (ФФКСЛ, 82-65; 88-68) в быличках, записанных в д.Дунаевы Поляны Воскресенского и Ковалево Перевозского районов. Русалка предстает парню на берегу реки девушкой, похожей на недавно утонувшую, она расчесывает волосы гребнем и поет в быличке "Был на реке омут" (ФФКСЛ, 79-12), записанной в д.Уткино Борского района. Эти и другие былички отличаются друг от друга степенью детализации, тщательностью в описании "нечистых", однако никогда не мотивируют встречу с русалкой нарушением тех или иных неписанных правил общения с водой и не содержат рекомендаций поведения, запретов, кроме элементарного совета не разговаривать, бежать. Водяной, болотник в быличках региона, записанных в последние 35 лет, не присутствуют. Сюжет не отличается разработанностью, сложностью, исход ситуации, судя по тексту, обусловливается настроением "нечистых".

      Те же особенности можно проследить и на татарских быличках, записанных в Пильнинском и Краснооктябрьском районах (94-А-6). Дух леса представлен в них одним Шурале. Известно, что он не любит появляющихся в лесу людей и непременно стремится их при встрече убить, защекотав. Шурале изображается тощим зеленым существом с длинными пальцами. Суанасы - голая (что для ислама практически является аморальным) темного цвета девушка с длинными волосами и широкими ногтями, лежащая на берегу реки или выныриващая из нее. Она издает громкие крики, приводя в ужас людей. Обращает на себя текст, запечатлевающий нарушение табу и расплату за это. Однако он связан не с естественным водоемом, а с искусственным сооружением - колодцем. Колодец нельзя прекращать поддерживать: если его забросить, около него начинают происходить беды. В с.Красная Горка (Пильнинский район) рассказывают, что возле захламленного колодца переворачивались машины, ломали ноги пешеходы; "почистили его - и всё стало нормально" (А-94-3).

      Быличек о духах поля, степи в ходе специальных опросов в татарских селах, выявить не удалось.

      Если для русских природная среда региона близка к той, что была хорошо освоена их славянскими предками, то татарам, пращуры которых жили в засушливых степях северо-западного Казахстана, она изначально чужда, в ней не существует привычных для этноса ориентиров, лес и большая река представляются им безусловно враждебными, что находит проявление и в агрессивности "нечистой силы", представляющей стихии. Вероятно, характерные для былой природной среды духи, описываемые этнографами применительно к другим группам татар, у мишарей забыты после ухода с прародины.

      Сказанное не означает отсутствие табу в природопользовательной  сферы у данных народов. Так, у современых русских отмечены строгие табу,  связанные с охраной родников и колодцев - не допускается попадание в них грязи. Не распахиваются склоны вдоль рек и озер. Оберегаются от загрязнения священные озера, имеющиеся в области. Не принято пилить отдельно стоящие деревья,  растущие по краям поля,  на сельских улицах, вдоль дорог, по оврагам, на кладбищах. В ряде сел продолжают дейстововать традиционные  запреты на ранний сбор определенных видов ягод и орехов, на раннюю охоту в период выведения детенышей. Оберегаются найденные гнезда птиц, ценятся и охраняются они в особенности, когда находятся вблизи человеческого жилья. Применительно к региону этот материал был собран и опубликован И.Л.Мининзоном (145), и нет нужды излагать его в деталях.  Обратим внимание лишь на то, что эта система охранных запретов предстает в явном отрыве от быличек как жанра. Их тексты не поясняют причины табу, не рассказывают о том, как осуществится кара и даже не содержат собственно запретов.

      Отношения татар с природой региона достаточно противоречивы и не всегда  ориентированы  на  сохранение ландшафта.  Специально  проведенное  изучение   системы   табу выявило  следующие  запреты во взаимоотношениях со средой (84-А-6).

      Существует несколько повсеместно известных табу, связанных с водой.  К колодцу не ходят с грязными вёдрами. Их принято мыть дома: женщину,  пришедшую с такими вёдрами к колодцу, опозорят как нерадивую хозяйку. В воду  не  сливают помои.  Обычай  запрещает  засорять колодец и местность вокруг него;  так,  вблизи колодца не оправляются - виновных  в  этом детей  строго наказывают.  У колодца нельзя шуметь,  бросать в него что-либо,  мутить воду. Полевые ключи оформляются в срубы; около них держат кружки.

      Полезным для здоровья считалось обливание водой, что придавало человеку силы; лучше, если смешивалась вода нескольких (семи) источников.

      Уважительное отношение к воде проявляется в запрете ночных купаний; они считаются опасными. Для сравнения: у соседних народов подобный запрет нередко объясняется тем, что воду нельзя тревожить, когда она спит.

      Налицо перенос на территорию с совершенно иными характеристиками опыта общения с природой засушливых степей. Характерный для татар способ обережения источников рационален для такыров - колодцев Казахстана, содержащих соленую воду, которая расслаивается после многомесячного отстоя и при этом ее поверхностный слой оказывается пригодным, почти пресным.

      Обратим внимание на то, что это сочетается с безразличием к открытым водоемам, опыта общения с которыми предки татар не имели. В отличие от финно-угров, татары считают возможным в них стирать, пилить возле них деревья, распахивать склоны у воды, пасти скот на подобных склонах с водными источниками, превращая все в грязное месиво. Нет ограничений в рыбной ловле и выборе мест для водопоя.

      То же можно сказать об отношении к почве. Перевыпас скота на обводненных склонах, их распашка повсеместно привели к разрушению ландшафтов. Между тем это не сказалось бы так болезненно на природе засушливых степей, которые были исходным вмещающим ландшафтом татар. Реки в районах проживания этноса сильно загрязнены и в большинстве пересохли. Много грязи в населенных пунктах.

      Излюбленные деревья и кустарники, которые принято сажать около дома - сирень, яблоня и вишня. В лесостепном Правобережье все они - на северной границе своего ареала. Основная зона их распространения - в более засушливых местах.

      Возле дома и на кладбище сажают вяз, акацию, липу и иву. Эти растения (кроме ивы) - также здесь на северной границе ареала. Большинство нижегородских татар считают, что березу нельзя сажать возле дома: она приносит печаль, а в случае своей гибели - несчастье в дом. О березе, которая шелестит листвой, говорят, что она "молится, перебирая четки". К "могильным" деревьям относят тополь и осину. Посаженные на могилах, эти деревья-памятники оберегаются; для исполнения желаний рядом с ними на могиле оставляются жертвы. Примечательно разделение деревьев на предназначенные для живых и для мертвых. К первым относятся виды, характерные для исторической родины татар; ко вторым - виды, ареалы которых уходят на юго-запад и запад. Мир смерти, по наблюдению этнографов - негативен: все, что не радует живого, для мертвеца, наоборот, приятно. Этим, вероятно, и объяснется специфика могильных деревьев, также табуистически оберегаемых, но - лишь на кладбищах.

      Считается необходимым оберегать деревья, по семейным преданиям, посаженные предком: "Деревья святые в саду прадед посадил, положил под деревья бумажки с молитвами; подходишь - молишься чтобы помянуть". Детям передавали старые запреты: "Сломаешь ветку - рука отсохнет". Запрещается начинать сенокос до 21 июля; это оберегает луга от сокращения видового многообразия.

      В отношении к животным татары отчетливо выделяли "вредных", наносивших ущерб их хозяйству: ворон, волков, крыс, хорьков позволялось убивать. Другие животные табуистически оберегались. Запрещалось убивать лягушек: это вызывает ненастье. У разрушителя гнезда мог вскоре разориться дом. Среди самых любимых птиц были голуби и соловьи. Татарам внушала опасения сова и ее крик - "к несчастью" - но совы не считались "вредными" и их не убивали, как и змей.

      Как видим, у татар, как и у русских былички лишь в незначительной мере оказываются связаны с традиционным природопользованием и характерными для него табу, а сами эти запреты носят достаточно противоречивый характер и не всегда способствуют реальной охране ландшафта (в то время, как на исторической родине - в степном Заволжье они безусловно полезны). Это свидетельствует о том, что процесс адаптации этого пришлого этноса в природной среде региона еще не завершился. 

      Обратимся к легендам и аналогичным им текстам народов региона.

      Принята классификация этих произведений по тематическому признаку: космогонические, этногонические, о происхождении животных и растений, о боге и святых на земле, о грешниках, о человеческой судьбе, социально-утопические, семейные и сатирические (165). От рассмотрения большинства из этих групп стоит уйти, так их тема исключает прямой выход на проблемы взаимоотношений человека и природы. Другие группы, напротив, представят интерес.