Юрий Ерофеев. Заметки краеведа.

В НАЛЕСКИНСКОЙ ГОРНИЦЕ

Наверное, матушке-попадье было нелегко с этим ироничным гостем. Острый на язык, наблюдательный, умевший и в словах найти второй смысл, он часто своими остротами загонял собеседника в угол. «Иногда с ним трудно быпо говорить, — писал современник, — так как он очень задорно перебивал речь своими репликами и придирками. Иногда это бывало необычайно остроумно, иногда и не удавалось, но Сергей Иванович неизменно и в том, и в другом случае «икал» и «рыдал» и получал детское удовольствие, Обижаться на него было немыслимо, хотя иной раз его остроты сильно задевали собеседника»,

Чтобы не держать читателя в неведении, сразу скажем, что речь дальше пойдет о Сергее Ивановиче Танееве, знаменитом русском композиторе. Сохранилось немало образчиков танеевских острот и каламбуров. Провожая однажды из консерватории певицу Ф. Литвин, - даму очень тучную, он «усадил ее на извозчика, обошел кругом саней, и, видя, что ни с той, ни с другой стороны места почти не осталось, смиренно спросил: «Позвольте узнать, вы с какой стороны сели — с левой или с правой?» Услышав в разговоре про одного общего знакомого, что у того «один недостаток — пьянство», Танеев заметил: «Какой же это недостаток? Это — излишество...» Про музыкантов говорил, что они разделяются на «любителей к специалистов; любители — это те, которые любят, но не знают, а специалисты - знают, но не любят».

И вот этот острослов неожиданно появился в домике вдовой попадьи Е.М. Ключаревой в сельце Налескино, расположенном на высоком клязьминском берегу верстах в четырех ниже Мстеры.

Первое упоминание об этом селе появилось в письмах Танеева в начале июля 1893 года. Отмечая в письме своей знакомой В.И. Масловой «события последнего времени», Сергей Иванович писал: «Елена Сергеевна вместе с Марьей Александровной отправились свои осматривать поля сначала во Владимирскую губернию, а потом в Нижегородскую». Упомянутая здесь Елена Сергеевна — Е.С. Танеева, жена брата композитора, а Мария Александровна — М.А. Миропольская, знакомая семьи Танеевых, обучавшаяся в свое время музыке у Рубинштейна. До отмены крепостного права часть Налескина принадлежала Миропольским, здесь был их небогатый деревенский дом. К 90-м годам собственных земель у Миропольских в Налескине уже не было, они были выкуплены местными крестьянами, еще называвшимися «временно-обязанными, бывшими господ Миропольских». «Своими» налескинские поля в 1893 году Миропольская могла называть лишь по старой памяти...

Места у Налескина, действительно, очень красивы. Услышав рассказы про них, Танеев засобирался туда, о чем сообщил П.И. Чайковскому: «Еду во Владимирскую губернию… В этом месте, куда я еду, только что была Елена Сергеевна, и так нахвалила мне местность, что у меня явилось сильное желание туда отправиться... Вероятно, кончу там инструментовку одной картины, которую мне очень хочется по возвращении тебе показать». Танеев в это время работал над «Орестеей», единственной оперой, которую он создал. Чайковский отъезд из Москвы одобрил, но сомневался — будут ли в Налескине у Танеева условия для работы? Место-то ведь неизвестное...

Но вскоре от Танеева из Налескина пришло успокоительное письмо: «К величайшей моей радости оказалось, что мне работать здесь очень удобно. В первый же день, несмотря на то, что я всю ночь не спал и только, приехав в четыре часа утра, уснул в продолжении четырех часов, - я с необычайной бодростью проработал несколько часов подряд, не чувствуя ни малейшего утомления вдыхая в себя здешний восхитительный воздух. Первые дни я писал в сенях, окно которых выходит в сад, когда стало холоднее, перебрался в матушкину гостиную, — как она называет, горницу.

Почти все время моего пребывания тишина здесь полная. Пища посредственная. Первые два дня нельзя было достать мяса, но теперь есть и мясо, и превосходные молочные продукты. Комната, где я сплю, наверху, сколочена из досок, но я сплю под теплым одеялом (теперь очень холодно), которое защищает меня от ветра, дующего в щели. Впрочем, на эти маленькие неудобства я обращаю мало внимания ввиду того, что работа  моя прошла хорошо, и я чувствую себя вообще превосходно.

Местность здесь прекрасная. Церковь и несколько домов, принадлежащих духовным лицам (все вместе составляет так называемый погост), выстроены на высоком берегу Клязьмы. Река очень широкая, несколько раз в день по ней ходят пароходы. Противоположный берег плоский, состоит из заливных лугов и лесов. В разных местах через реку паромы. По ту сторону реки очень много живописных оврагов, покрытых лесом. Вообще для прогулок мест очень много. Дороги торные, после дождя очень скоро высыхают. Сюда надо приехать как-нибудь весной: Клязьма разливается на несколько верст в ширину, а между тем сообщение по этой стороне всегда возможно...»

В Налескине, так понравившемся ему, Танеев побывал через несколько лет еще раз. На этот раз он остановился у М.А. Миропольской и пробыл почему-то очень недолго. Об этой, второй его поездке в Налескино, осталось только несколько скупых строк в дневнике.

Написанная в Налескине «Орестея» причинила Танееву потом одни только страдания — дирекция театра, да в известной мере и публика, оперу не оценили и не приняли...

Дом «вдовой попадьи Ключаревой» в Налескине не сохранился. По крайней мере, «опознать» этот дом «с верхом», где была сбитая из досок комната, не удаётся. Не осталось и воспоминаний лиц, знавших о пребывании С.И. Танеева в Налескине. М.А. Миропольская, бывшая налескинская барыня, по профессии — детский врач, дожила до 1920 года, но оставить своих записок о композиторе, видимо, не догадалась. Соседка по имению, знаменитая в этих местах «ставровская барыня», Зинаида Кушникова-Засецкая, тоже любительница музыки, погибла в 1919 году, и ее записи, даже если они и были, (что тоже весьма сомнительно), — погибли вместе с ее домом в д. Ставрово. Так что о налескинском лете С.И. Танеева мы знаем только из его собственных писем.

Ю. ЕРОФЕЕВ.

Эта статья Юрия Николаевича Ерофеева – автора книг по основам импульсной техники, большого любителя природы, знатока истории, уроженца Вязниковского края, была опубликована в вязниковской газете «Маяк» 21 марта 1987 года. Оцифровка и сверка текста – В.Р. Цыплев. Январь 2013 года.