Евгений ЧЕКАЛОВ

Автобиографическая повесть уходящего поколения.

Деревня Федосеиха располагалась на высоком берегу реки Клязьма, из посёлка сюда можно было попасть двумя путями, дорогой через Слободку, или более коротким путём — через деревню Новосёлки. Деревня одним порядком упиралась в овраг, впадающий рядом в реку. Картофельные поля располагались прямо при подъёме в гору со стороны реки.

Во время отдыха мы жгли костёр и пекли в углях картошку прямо на краю бугра, с которого взору открывалась великолепная панорама на окрестности реки Клязьма, от вида которой отдыхаешь прямо душой. Ничто не мешало созерцать эту картину, косогор был открыт взору, как сверху, так и снизу с дороги, со стороны реки, проходя, дорогой мимо, я всегда любовался им. Но когда погода была ветряной, спрятаться было негде, холодный осенний ветер пронизывал тебя до самых костей.

Вырос я в таких местах, где горизонт в основном был, не так далёк, перед глазами чередовались многочисленные поля, перелески и овраги, только иногда открывались, дали.

Когда нам приходилось работать здесь с ночёвкой, я всегда отпрашивался, и уходил на ночь к себе в деревню. Дороги выбирал я незнакомые, но самые короткие, иногда вообще шел без дорог.

В дальнем от реки конце деревни, дорога мимо скотного двора наискосок спускалась вниз, петляя по косогору. Внизу бежал небольшой ручей, перейдя который, дорога поднималась кверху и выходила на край деревни с названием Ковыряиха, и это был подъём не то, что в наших оврагах, недаром река была рядом.

Выйдя из деревни, шел я полями и перелесками. Осень полностью вступила в свои права, солнце клонилось к закату, небо было ясным, воздух начинал наполняться холодком. Через дорогу одна за другой летели, блестя в лучах заходящего солнца длинные паутины, или бабы, отчего и пошло название ‘бабье лето’. Первый раз идти было просто жутковато, а вдруг я собьюсь с пути и выйду не туда, куда надо, а дело шло быстро к вечеру. Но опасения мои были напрасны, пространственное воображение меня не подвело, видна, стала деревня Дороново, от неё дорога мне представлялась знакомой.

Дорога вышла на край деревни и здесь, чтоб сократить путь я иду без дорог, перехожу овраг, и передо мной открывается поле, затем мелкий перелесок с кустами и можжевельником. Здесь я часто был с соседскими ребятами, когда они помогали пасти скот своим дядям. Позднее таким путём ходил я много раз, почему-то меня тянуло сюда весной, когда только распустятся листья на деревьях, во всём чувствовалась чистота и свежесть весенней зелени.

Эти сельхозработы для меня не были обременительными, работая, я познавал окрестности, и для меня открывались всё новые горизонты. Между Мстёрой и моей деревней белых пятен для меня уже не существовало, и мои познания обратились в сторону Мстёры, противоположную от моей деревни. Это был район села Троицкое Татарово, где очень живописные места, которые надолго приковали нас, куда нас кидали как отряд специального назначения для выполнения сельхозработ, в основном весной по посадке картофеля, осенью — по её уборке.

Я здесь не останавливаюсь на специфике нашего профессионального образования, так как вопросы эти для непосвящённого человека покажутся скучными и это ещё не всё образование. В нашей профессии, и не только в ней, главное сформировать личность с её особенностями, которые непременно скажутся в дальнейшем и на творчестве и на всей жизни.

Здесь же важным элементом образования является привитие нам любви к своей Родине. Любовь эта не являлась пассивно созерцательной, не сводилась только к наблюдению, она в данном случае активно соединялась с реальной работой по выводу страны из послевоенной разрухи. Сегодня такой аспект образования полностью отсутствует, страна растит космополитов без Родины, объекты для потребления импортных сникерсов, памперсов, пива, иномарок, потребительство является главной чертой современного человека, и политики нашего государства активно это поощряют, снижая умышленно образовательный уровень населения, а особенно молодёжи. Такими людьми легче управлять во время выборов и это залог закрепления монополии на власть сегодняшней верхушки.

За свою долгую жизнь богатств никаких я не нажил, но зато всегда, несмотря на трудности, чувствовал себя человеком свободным, как птица, местом обитания которой, являлась вся наша необъятная Родина, и даже подумать было невозможно, чтоб кто-то всем этим богатством будет владеть единолично. Это противоестественно человеческой природе и это не наш русский менталитет, только враг, далёкий от нашей жизни и мечтающий о завоеваниях, сидящий только в кабинетах, может такое предложить.

Трудности были для нас привычны, мы их преодолевали, но к таким мыслям привыкнуть невозможно. Страна поделена политическими олигархами на княжества, население, как цепями опутано всевозможными законами, ограничивающими свободу человека, о которой вещают со всех трибун. Но жизнь нас научила такому опыту, что всё о чём много говорят, то этого больше всего нам и не достаёт. Таким несвободным, как сейчас, за свои 69 года, я никогда себя не чувствовал, хотя жилось трудно. Пока пишу, годы только прибавляются.

(продолжение следует)

Posted in Новости | No Comments »

Путевые заметки.8.

Воскресенье, Март 15th, 2009

Путевые заметки.

Автобиографическая повесть уходящего поколения.

VIII

В школе рабочей молодёжи был сформирован класс, в основном, из художников артели. Люди это были взрослые, серьёзные, к учёбе относились не формально, они чувствовали, что образование с их профессией просто необходимо. Класс был сплочённым и любители озорничать на уроках не находили у нас поддержки, как раз, наоборот, в перемену имели с нами серьёзный разговор, который у них отбивал охоту веселиться таким способом. Такие весельчаки попадали к нам из дневной школы, где с ними просто не знали, что делать и отчисляли из школы, а вечерняя школа должна была с ними работать. У нас они перевоспитывались, может быть и не совсем, но в пределах школы рабочей молодёжи вели себя прилично, с таким коллективом, как мы, им было не справиться.

Пока в школе рабочей молодёжи учились будущие и настоящие художники, для школы рабочей молодёжи это были лучшие времена, жизнь в ней не уступала жизни в дневной школе, да, и знания были не хуже. Школа занимала по успеваемости первое место в области среди школ такого типа. При поступлении в университет, я был единственным выпускником школы рабочей молодёжи и своей учёбой я её не опорочил.

Учились мы пять дней в неделю, занятия заканчивались в десятом часу вечера, после которых приходишь домой и готовишься к следующему дню. Если по каким либо причинам задание сделать вечером не успевал, приходилось утром вставать раньше.

Позднее вышло постановление, которое позволяло брать для подготовки один оплачиваемый день в неделю, можно эти часы было распределить и брать каждый день, что я и делал. В школе я ближе познакомился со своими одноклассниками, с которыми я уже был знаком по работе. С первых же дней занятий я сразу обратил на себя внимание учителей, моя подготовка к занятиям не прошла даром.

К началу учёбы я для себя и определил и цель — после окончания школы пойти учиться в медицинский институт. На выбор такой цели сыграла преждевременная смерть моей матери, да, и своё здоровье, которое и не могло быть другим с тем голодом, который пришлось перенести молодому растущему организму. Сыграл так же напряжённый режим жизни, работы и учёбы.

В рабочем коллективе такое старание к учёбе очень поощрялось, ко мне было очень доброжелательное отношение окружающих, я пользовался авторитетом. Мой первый рабочий коллектив в моей памяти остался на всю жизнь, такого отношения к себе я не встречал нигде, хотя, везде как-то получалось само собой, что без усилий с моей стороны, я становился неофициальным лидером. Некоторым это не нравилось, но я как-то не обращал на это вынимания и с такими людьми не конфликтовал.

Я легко сходился с людьми, были среди моих знакомых и люди увлекающие водкой, в их компании было не скучно мне, с угощениями они ко мне не приставали, — казал, не буду, значит так и быть. Иногда пригубишь рюмочку. Чувствовалось, что это художники, и разговоры у них были особыми. Особенно среди них выделялся Сима Кузнецов, без одной ноги, а вторая, была только выше колена, ходил он с костылём и с клюшкой. Человек он был увлекающийся и весёлый, мой постоянный партнёр игры в шашки, в выходной он поиграть приглашал меня даже к себе домой. Позднее он уехал изо Мстёры, и след его затерялся. Человеком он был сложной судьбы, в детстве сначала путешествовал, ездил по поездам и где-то при прыжке с поезда потерял ноги. Наверное, во мне почувствовал родственную душу, правда, в то время мои путешествия были не далёкими.

В школе рабочей молодёжи у меня появилось много новых друзей, дружеские отношения с ними остались на всю жизнь. Помню, как мы пошли учиться в 8-ой класс, занимались мы в здании с колоннами, которое при подходе ко Мстёре видно было издалека и находилось оно совсем недалеко от места работы. В начале во Мстёре все заметные места располагались рядом, позднее только когда посёлок расстроился, часть важных объектов была перенесена на новое место.

Педагогический коллектив в школе рабочей молодёжи был замечательный, люди были разные, личности просто оригинальные, фанаты своего дела. По математике преподавателем был бывший военный Бутнин, материал по математике я понимал на уроке с его слов, домашние задания делал регулярно, долгое время эти тетради хранились у меня. Скидок на то, что мы школа рабочей молодёжи не было.

Личностью был наш учитель по литературе Константин Прокопьевич Исаев, позднее он работал директором художественной школы. Были в его жизни тяжёлые времена и он пил, причину этих срывов я не знаю, но даже в эти времена он не вызывал неприязни. Потом он бросил пить, даже смерть сына не смогла его поколебать, до конца своих дней он капли не брал в рот. Сын погиб трагически во время гололёда. Поднимаясь дорогой в гору, он оказался свидетелем, когда машину чуть не занесло на женщину с ребёнком, он только успел их вывести из под удара, сам же попал по машину. Ему ещё не было и тридцати лет. Мы были свидетелями, как Константин Прокопьевич переживал эту потерю, иногда уроки отменялись.

В учениках он воспитывал самостоятельность мышления, любил, когда ученики в сочинениях высказывали собственное мнение, возможно, и спорное, и они не боялись этого делать. И это он тем более поощрял. У меня по сочинениям были пятёрки, позднее у нас преподавать стала женщина, у неё пятёрок я не получал.

Запомнился учитель по физике Белинский, который каждый день на занятия ходил из деревни Налескино, это километров 7 от Мстёры. Пришёл он из заключения, за что сидел, мы не знали, но, до работы в школе его допустили. Занятия вёл он очень интересно.

Самозабвенно вела занятия учительница по химии Зинаида Николаевна, фамилии её к своему стыду, уже не помню. Вела она после занятий и кружок по химии, занимались мы разными опытами, многими она развенчивала бытовавшие тогда в народе предрассудки. Устраивала и лекции, на которых мы показывали такие опыты. Химия давалась мне легко.

По истории у нас всегда учителями были директора школы, первым из них был Зотов. С его дочерью произошёл неприятный случай, на неё ночью напали хулиганы, сняли часы, отец этого не мог выдержать и умер от инфаркта, сердце у него было больное.

Позднее директором стал Михаил Иванович Сошников, после окончания университета я один год работал под его началом в должности заместителя по учебной части. Помню, коллектив учителей принял меня тогда доброжелательно, почти все они раньше были моими учителями.

Долго работать в школе я не мог, чувствовал, что я способен на большее, Михаил Иванович это известие принял с сожалением, но отпустил. Кстати, заведующим районным отделом образования был Борис Иванович, фамилию забыл, живший когда-то в моей родной деревне Барское-Рыкино, хорошо знавший моего отца.

Народ мы был взрослый, на уроках возникали дискуссии по разным вопросам, ведь это были шестидесятые года, как сейчас говорят, время хрущёвской оттепели. На фабрике мы молодые пользовались авторитетом, после войны молодежи стало много, к нашему мнению прислушивались. Позднее, почти всех выпускников школы рабочей молодёжи приняли в партию. На фабричных партийных собраниях мы были внушительной силой, конфликты чаще возникали с администрацией фабрики, нам не нравилось, что администрация хотела взять всю власть себе. Это были зародыши происходящих сейчас в стране перемен, в результате которых, власть отодвинула рабочего человека в сторону и сделалась полновластным хозяином жизни, захватив себе все ресурсы. В то же время это были только намёки.

Так незаметно пробежали годы учёбы в школе рабочей молодёжи, за время учёбы у меня выработался характер добиваться выполнения любой поставленной себе цели. Качество в жизни необходимое, позднее оно было полностью востребовано жизнью и во время учёбы в университете, и во время работы программистом.

Летом во время школьных каникул я старался поправить своё здоровье, основательно потрёпанное зимой. Во Мстёре для этого условия были идеальные, много ездил на велосипеде по окрестным местам, изучая окрестности. Одно время велосипедом занимался я основательно, раз в неделю делал тренировку километров по 60. Приедешь с тренировки, искупаешься, выпьешь кринку молока, отдохнёшь немного, а вечером идёшь с ребятами в сельский парк. Приходилось участвовать даже в областных соревнованиях. Много свободного времени уделяли мы шашкам, были победителями в соревнованиях по посёлку, занимали первое место по области.

Помню, как-то летом нас от области взяли на зональные республиканские соревнования по шашкам, которые должны были проходить в городе Городце, это около Горького. Вначале были сборы в области, затем всей областной командой почти по всем видам спорта, отправились мы на автобусах в Городец. Ехали мы долго, в Горьком не сразу нашли дорогу в нужном направлении, заехали совсем в другую сторону.

Это было моё первое знакомство с городом, где позднее мне пришлось жить и учиться 6 лет, к которому я очень привык. Помню, остановились мы у пятиэтажного здания, стоящего за каменным забором, рядом была столовая, кругом мелькала молодёжь. Оказалось, это было студенческое общежитие университета, мы немного передохнули, попили водички, нам подробного описали дорогу и мы отправились в путь. В этом общежитии позднее я прожил 5 лет. Вот так свела меня судьба, когда я там был проездом, я даже этого не мог себе представить.

Позднее привёз сюда я свою младшую дочь. Здание факультета, куда я поступил, стояло на пустыре, вокруг были проложены только асфальтные дорожки. Мы разбили вокруг здания целый парк, состоящий из небольших деревьев, когда же я приехал с дочерью это был настоящий парк. Я ходил по знакомым местам, удивляясь происшедшим здесь изменениям. На откосе, куда мы выходили часто поглядеть в погожую погоду на окрестные дали, вырос институт химии.

Невольно вспомнилось и первое моё посещение, когда я приехал сдавать вступительные экзамены. Рано утром сошёл я с пригородного поезда из Вязников, с вокзала добрался на городском автобусе. Со мной был мой старый чемодан, чтоб придать ему цивильный вид, я сам лично сшил на него чехол, который скрыл все его морщины. Утро было ясное солнечное, на приступках в здание я дожидался, когда наступит рабочий день.

До этого же была Москва. Школу рабочей молодёжи окончил я с медалью и, следуя намеченной цели, подал документы в медицинский институт в Москву. Перед началом экзаменов у нас была медицинская комиссия, которая шла целую неделю, где мне был поставлен неутешительный диагноз — порок сердца, недостаточность митрального клапана, но к экзаменам меня допустили, правда, с таким заключением: ‘учебную программу по состоянию здоровья выполнить полностью не сможет’.

Во время экзаменов я жил у дяди, он с семьёй был в отпуске и находился за городом на даче, только иногда заезжали они в город. Мой дядя, брат матери был человек замечательный, в детстве врачи ему пророчили жить до 18-и лет. Большую семью бабушки с дедом постигло несчастье, заболели дети скарлатиной, это в те времена постигала многие семьи. Не все оправились после болезни, особенно болели сильно взрослые дети, переболев многие получили разные осложнения. Дядя был старшим, после окончания школы уехал учиться, какое учебное заведение он окончил, не знаю. Однако знаю о том, что он многие годы работал в министерстве главным бухгалтером, руководил в те времена министерством Косыгин. Когда я приехал в Москву дядя был уже на пенсии, но его часто вызывали на работу.

За это время в Москве я совсем освоился, завёл даже друзей, один был армянин, другой Москвич, жил он в районе станции метро Фили, тогда-то метро ещё не было, сюда ходил пригородный поезд. Один раз я сюда с новым другом приезжал. Жил друг с матерью, комнатка была небольшой, кругом аквариумы, черепашки, цветы.

Вступительные экзамены я сдал на удивление легко, один из первых написал сочинение, этот экзамен был первым. Сколько было вокруг слёз и волнений, многие поступающие были с родителями, которые переживали за своих чад, я же был один. После экзаменов поехал опять во Мстёру, заехал к себе в деревню. Здоровьице и правду у меня стало пошаливать, наверное, сказались напряжённые годы работы и учёбы, питание было скудным, было не до жиру, быть бы живу. Когда пришло извещение о том, что я принят, был я в растерянности, ко всему этому, в этот год в институте были трудности с жильём, несколько общежитий снесли, проводилась реконструкция какой-то площади. Отсрочки мне не дали, учтя ещё выводы медицинской комиссии о том, что я полностью учебную программу выполнить не смогу, я принял решение не ехать, которое мне далось не легко.

Отдохнув и немного набравшись сил, я продолжаю, не взирая на проблемы, штурмовать не покоряемую высоту и принимаю решение поступать на мехмат в Горьковский университет. Опять целый год напряжённой работы над собой. И старания мои не прошли даром, я поступил и поехал учиться, не взирая на здоровье. И был я не один такой, многие способные ребята не смогли продолжать учёбу из-за здоровья. Мне по состоянию здоровья от сельхозработ дали освобождение, с ребятами мы занимались приведением к учёбе учебного корпуса, который был сдан только в этом году. Помню, какой усталый я приходил с этой непродолжительной работы, сил не было совсем, приходил и всё лежал.

С общежитием вначале тоже были проблемы, жил я со старшекурсниками, спал на раскладушке в комнате пятым, после занятий с ребятами ходили мы искать квартиру. Но было поздно, они были все заняты. Так и прожил я первый семестр со своими старшекурсниками, на второй семестр меня поселили уже на постоянное место и опять со старшекурсниками, но только физиками.

Таким образом разрешились мои проблемы с жильём, из-за которых я не смог закрепиться в Москве. Окончил я университет в 1968 году, было мне в то время 28 лет, весной я только что женился, моя жена была художницей, окончившей то же учебное заведение что и я раньше. Встретились мы с ней случайно на автобусной остановке в конце 1996-ого года, когда я, сдав досрочно зачёты, ехал во Мстёру на свою фабрику встречать Новый 1967-ой год. У меня стало традицией все Новогодние праздники встречать во Мстёре. То, что она учится в художественном училище, узнал я позднее.

На этом моё образование не закончилось, уже окончательно решив проблемы со своим трудоустройством, окончил я с отличием вечерний университет марксизма-ленинизма. Хоть по образованию я был математиком, вся моя жизнь была связана с программированием и учиться пришлось всю жизнь а работать на всех поколениях вычислительных машин.

Так закончился очередной этап моей жизни, на очереди были другие, и, как оказалось, не менее лёгкие годы. Наши биографии в точности повторяли все изгибы, которыми шла вся наша страна — первопроходец истории. Нам, детям войны, досталась трудная доля, — тяжелым было наше голодное военное детство, не легче стало и в старости. Нас до срока выкинули из жизни, лишив нас нашей Родины, обречены мы доживать последние годы в чужой стране в резервации. И это всё происходит в XX-ом веке, веке, когда кругом только и говорят о демократии — вершине человеческой цивилизации.

А теперь на дворе уже XXI-ый век, в первом же десятилетии сотрясаемый мировым капиталистическим финансовым кризисом. Могли ли мы этого раньше предположить?

(Конец)

Posted in Новости | 20 Comments »

Путевые заметки.7.

Воскресенье, Март 15th, 2009

Путевые заметки.

Автобиографическая повесть уходящего поколения.

VII

Наши преподаватели старались расширить наш кругозор, помню, когда мы уже учились на старших курсах, была организована экскурсия в родственные для искусства Мстёры, посёлки Холуй и Палех, где находятся всемирно известные промыслы. Отправились в путь мы вечером по реке Клязьме пароходом ‘Робеспьер’ с пристани под деревней Слободка.

Для многих, как и для меня, такое путешествие было первым. Кроме ботника, которым управлять я научился в совершенстве, до сего времени для меня не существовало других средств передвижения по воде. Поэтому это путешествие приобретало кроме всего прочего познавательный характер, не только как знакомство с художественным миром своих коллег художников, но и знакомство с новыми местами и новыми впечатлениями и от новых незнакомых доселе мест, которые с реки да ещё вечером, ночью и ранним утром приобретали особый эмоциональный колорит. Спать не хотелось, пока было ещё светло, мы все с палубы наблюдали окрестные места, окрашенные лучами теплого вечернего солнца. К ночи с реки потянуло холодком, и в окружающей тишине ещё громче казался шум воды, создаваемой лопастями колёс, приводимым пароход в движение. Многие стали спускаться с верхней открытой палубы вниз, где было теплее, и со свежего воздуха стали дремать. Остальные с опаской поглядывали на других ночных пассажиров подозрительной внешности, в то время ещё много было хулиганств. Ночной пейзаж потерял свою прелесть, видимость была почти нулевой, и окружающее можно было ощущать слухом, обонянием и осязанием.

Сошли с парохода мы еще ночью на какой-то пристани, расположенной на берегу и имеющей со своими строениями, омываемыми речными водами какой-то призрачный вид, здесь до рассвета нам предстояло коротать время. Некоторые ребята с интересом изучали эти незнакомые места.

Утром загадочность спала, в памяти происходящее той ночи уже стёрлось, мы должны были покинуть свои грёзы и вернуться к действительности, дальше уже по суше продолжать свой путь. Толпой мы вышли на дорогу в поисках попутного транспорта, других способов передвижения тогда ещё не существовало. Пересадок нам пришлось сделать много, местами приходилось идти просёлочными дорогами, по которым кроме лошадиного, других средств передвижения не существовало. Таким способом мы переходили на разные транспортные артерии. Мы полагались на опыт наших преподавателей Николая Григорьевича и Василия Ивановича и терпеливо переносили трудности такого путешествия. Сменяющиеся один за другим пейзажи многих из нас уже начали утомлять, но ощущение посещения незнакомых мест с непредсказуемым концом путешествия не покидало нас.

Первым пунктом нашего назначения должен быть был посёлок Холуй, в который к середине дня мы и добрались. Описать подробности встречи с посёлком по прошествии стольких лет, а прошло лет пятьдесят, трудно. Кроме того, нам предстоял ещё путь до посёлка Палех. Запомнился нам путь небольшой речкой, по всей видимости, впадающей в Клязьму, на небольшом пароходике. Скоре это было путешествие и не по речке, а по небольшому каналу, на котором было несколько шлюзов, наш маленький пароходик по ним поднимался наверх. До берегов с палубы пароходика было подать рукой, кажись, только протяни руку.

Под вечер мы прибыли к широкому, по всей видимости, искусственному водоёму, по берегам которого раскинулся посёлок, конечный пункт нашего путешествия.

Помнится, что вечер был тихий и тёплый. Длинными деревенскими улицами мы шли к художественному училищу. Где нас как будто ждали, поужинав, мы рухнули на постели и заснули мертвецким сном. На следующий день было знакомство со школой и художественной артелью. Самое интересное, в памяти остался больше сам наш путь к месту назначению, по достижению которого, как бы и терялся интерес.

Обратный путь почти не запомнился, помнится только, как нас провожали студенты училища, вначале плыть нам предстояло на том же пароходике по узкому каналу, где были даже сооружения по подъёму пароходика. Был наш путь тем же самым, что и сюда, сказать трудно, но, кажется, был он короче, как добрались мы до пристани на Клязьме, совсем не помню. Прибыли мы во Мстёру утром, зайдя на квартиру, я отправился к себе в деревню.

Для нас ценность представляло больше не само путешествие, а общение во время его между собой, открывались какие-то новые стороны наших старых знакомых, с которыми мы не мало съели каши, кажись, всё друг про друга знали, но в путешествии открывались какие-то новые стороны каждого. После окончания школы продолжили художественное образование Борис Борисов, позднее стал преподавателем в художественном училище в Пензе. Алёша Александров окончил Строгоновское училище в Москве, дальнейшая судьба неизвестна. Нина Дюкова из Коврова кончила педагогический институт, стала учительницей. Володя Телегин живёт во Владимире, художник, раньше имел с братом свою художественную мастерскую. Его брат, Евгений, был на 3 курса старше нас, Встретил его случайно во Владимире в 1992 году, недавно он умер. Юрий Демидов, с которым мы дружны до сих пор, закончил заочно академию художеств в Ленинграде, сейчас работает в Суздальском художественном училище, куда рекомендовал его я. Теперь и он пенсионер, скоро будет ему 70. Переехал он в Суздаль с семьёй, где он живёт до сих пор. О нём будет сказано в дальнейшем мной ещё много добрых слов.

Многих ребят сейчас нет в живых, о тех, о ком я имею информацию, не могу не сказать. Это Володя Волков, Виктор Черных, Валерий Некланин. Саша Крылов в 1974 году покончил с собой. Занимался он творческой работой, появилось у него и имя, что было причиной его такого шага, неизвестно. С семьёй он жил в 16-и квартирном доме, построенном фабрикой, оставил после себя жену и дочь. Жена вскоре Мстёру покинула.

Рано ушёл из жизни Саша Николаев, тоже сирота, человек творческого склада и характера импульсивного, жил вначале тоже в фабричном доме. Жена, Валя, у него местная, работала в художественной школе секретарём. Дом её родителей расположен был прямо напротив помещения небольшого рынка, позади церковной ограды. После смерти родителей они переехали жить в их дом. Позднее он выстроил новый дом, в который вложил все свои силы. Но пожить им с женой долго не пришлось, вскоре она заболела и померла, ангельской души была человек. Саша после её смерти не долго прожил. Дети дом, детище и память об отце, вынуждены были продать.

Прикована к инвалидной коляске Рая Ульева, после замужества Горячева. Живём мы с ними в одном посёлке, куда я попал и благодаря их содействию. С Владиславом, её мужем, мы в приятельских отношениях, знали друг друга со времён учёбы в художественной школе. Учился он на курс младше меня. Немало вместе с ним мы перевозили воды на салазках из речки Мстёрка, немало измерили земли на колхозных полях, выбирая картошку, немало заработали заплат на нашем школьном обмундировании. При встречах всегда разговор заходит обо Мстёре. Недавно он умер от очередного инфаркта.

Это судьба тех немногих, о ком мне известно. У меня жизнь попала в другое русло, появилось много новых знакомых, друзья же все остались там во Мстёре, в моей молодости, это Юрий Демидов, Валентин Фокеев, Анатолий Львов, Владислав Некосов, Член Союза Художников СССР, учился он с вместе Владиславом Горячевым на курс младше меня. С ними я сдружился, учась в школе рабочей молодёжи. С Валентином Фокеевым мы тоже не видимся, живёт он после окончания художественного института в Москве. Анатолий Львов после службы в Армии остался в Саратове.

Сейчас жизнь для нас стала поворачиваться такой стороной, что приходится уже говорить о неизбежных потерях в наших рядах. Это процесс неизбежный и в мирное время он представляет, то с чем необходимо смиряться, такова жизнь. Наше же бурное время, взяло многих в свой водоворот помимо нашей воли, руша наши планы и надежды.

После окончания школы многие покинули Мстёру, отправившись к себе на родину, однако, при случайных встречах всегда разговор заходит о Мстёре, колыбели нашей молодости, о которой забыть не возможно, а мне особенно.

В отличие от местных ребят, мы больше прикипели к ней. Ведь сколько квартир мы сменили, живя здесь, сколько повидали разных людей. Те улочки и переулочки, по которым мы ходили, вошли в нашу кровь и плоть, во снах и наяву преследуя нас всю жизнь. Во всех жизненных перипетиях Мстёра никогда не покидала меня, протягивая руку помощи.

После последнего курса защитив диплом, суть которого заключалась в разработке композиции и выполнения её в материале в стиле мстёрской живописи, отгуляв последние каникулы, мы разлетелись в разные стороны. Как правило, местные ребята остались работать в артели ‘Пролетарское искусство’, приезжие вернулись к себе на родину.

Предприятие это было замечательное, инициатором создания артели были художники, бывшие иконописцы, организовалась она в 1931 году. До этого путь художников-иконописцев был непрерывным исканием в изменившихся условиях своего нового призвания, ставшего позднее лицом Мстёры. Нашлись инициативные люди, организовавшие артель, можно сказать, с нуля, не какие-то предприниматели, а сами художники.

Организация работы была самая демократическая, художники сами нанимали председателя и бухгалтерию, которые выполняли текущую работу, была в артели профсоюзная организация. Коллектив выбирал правление и художественный совет, который решал задачи творческого развития артели.

Местный Совет рабочих и крестьянских депутатов поддерживал художников в их начинаниях, помогая создать коллектив из разобщенных кустарей.

В Москве был создан Научно-исследовательский институт художественной промышленности, искусствоведы которого оказывали методическую помощь художникам, создающим творческие образцы, по которым выпускалась массовая продукция. Особенно часто приезжал во Мстёру Борис Иванович Коромыслов, поставивший немало молодых художников на ноги. Любил он приезжать во Мстёру во время весеннего разлива, когда кругом красота была неописуемая. Мы с ним были знакомы, но творчески в то время я не работал, всё своё внимание уделял учёбе в школе рабочей молодёжи.

Так как образование у меня было художественное с уклоном в сторону декоративно- прикладного искусства, то я чувствовал, что меня в искусстве волнуют другие проблемы, которые я тогда ещё ясно не представлял. Однако старые художники всегда возлагали на нас молодых свои надежды, я так же был в числе таких молодых художников. Отношения со старыми художниками были очень тесные, они заинтересованно принимали участие в нашей судьбе. Наше желание продолжать обучение они поддерживали. Коромыслов же мне дал ещё прозвище — человек в кулаке. Был он небольшого роста, очень доброжелательный, без столичного шика, ходил, прихрамывая, опираясь на палочку.

Особенно близок он был с Фомичёвым Львов Александровичем, тогда начинающим творческим художником. Со Львом мы были так же близко знакомы, хотя он был на 7 лет старше меня, а последнее время жили на одной улице, на 2-й Набережной, расположенной на противоположном берегу речки Мстёрка, в то время его дом был на улице крайним и мой путь на работу лежал мимо его дома. Он был главой семьи, воспитывая сестру и брата. Весной к нам попасть можно было только на лодке, с ребятами, с которыми я жил на квартире, мы купили старенький ботник, на нём мы объездили все окрестности во время весеннего разлива. Впечатления от этих поездок остались на всю жизнь.

Артель просуществовала до 1961-ого года, мне пришлось поработать в ней 3 года, так что мне есть, с чем сравнивать реформы, затеянные в стране, с тем, что уже существовало в советское время. Правда, когда артель поменяла статус и стала фабрикой, администрация фабрики начинает отделяться от коллектива художников, и стала чувствовать себя особой кастой. Но, всё равно, атмосфера в коллективе тогда и сейчас отличаются как небо и земля, тем более я был в курсе всего происходящего в организации в последнее время, фабрика сменила множество различных форм, но, суть происходящего не менялась, дела шли всё хуже и хуже. Коллектива, можно сказать, уже не стало, многие стали работать на дому. Могу сказать, что она попала под пяту криминала, только, затрудняюсь сказать какого, местного или московского, который протянул свои щупальца по всей стране.

Последние годы, 12 лет, перед пенсией моя жена работала там, во Мстёре художницей надомницей. Со своей работы на заводе в Муроме, последние годы она работала в бюро архитектуры, она вынуждена была уйти по состоянию здоровья, работа масляными красками, нитроэмалями, работа с ацетоном, сделали своё дело.

Художника на заводе не считали за человека, она потеряла здоровье, и не заработала ни какой вредности. В основных цехах, рабочие, работающие с этими материалами, получали вредность, художники же ничего не имели, они и числились-то не художниками. Из моих знакомых художников на заводе нет ни одного здорового, некоторых нет уже и в живых.

Пришлось использовать мои старые связи, директором был Култышов Константин Николаевич, бывший художник, с которым мы раньше, до моего поступления в университет, работали в одной бригаде, и устроить её в 1991-м году работать во Мстёру.

Перед этим, дела на фабрике шли хорошо. Транспорт от нас во Мстёру первое время ходил регулярно и был удобен, после же добираться до работы стало всё хуже и хуже.

Помню, как я устраивался работать в Муром, ездить изо Мстёры, где я уже после окончания университета работал завучем в ШРМ, приходилось на перекладных, дорога занимала много времени, затем стали добавляться новые маршруты автобусов, улучшаться стала дорога. С началом перестройки положение стало только ухудшаться с каждым годом.

Для меня первый год работы в артели ‘Пролетарское искусство был’ был незабываем, ведь я получил свою первую профессию, с которой суждено было идти по дорогам вместе со мной. У меня сформировался особый стиль мышления.

После своих последних каникул я пришёл работать в свой первый рабочий коллектив, где встретили нас хорошо, распределили по бригадам.

Художественный цех располагался в двухэтажном здании прямо напротив центрального входа в церковь, которая работала. Рядом со зданием был торговый цент, располагавшийся в бывших помещениях когда-то принадлежавших церкви. До сих пор я помню первых своих старших товарищей, многих из которых нет уже в живых. И как не перечислить их фамилии, это и Шалаев, Бушуев, Смирнов, Тонков, Щадрин, Кузнецов, Шепуров, Зимина, Рыбакова. Мужчины почти все воевали.

Комната, в которой мы работали, располагалась рядом с курилкой, в которой постоянно с шумом обсуждались все новости, часто шутили и смеялись, обстановка была непринуждённой и дружеской, дым стоял в курилке коромыслом и мы сидели как будто в курилке. Приходя с работы и переодеваясь, запах дыма не успевал выветриться до утра.

Все старые художники жили в своих домах, вели домашнее хозяйство. Я в это время стал задумываться над своей дальнейшей судьбой, где жить, не вечно же мне скитаться по квартирам. На фабрике художники в основном жили в своих домах, правда, было несколько квартир, принадлежавших артели.

Для молодёжи жилищная проблема стояла остро, иногородние её, в основном, решали за счёт браков с местными. Это как кому повезёт. Зарплаты в то время были небольшими, на них свой дом без помощи не построишь. Я и работая, продолжал помогать отцу деньгами, чтоб сестра закончила 8 классов.

На квартире я продолжал жить на той же, что и когда учился, на улице Ленина, к этому времени я стал жить с Валентином Серовым.

Сам он из Вязников, вернулся после службы в Армии. До Армии он жил на этой же квартире. Учился он на три курса старше. Вскоре у хозяйки вернулся сын из Армии, и мы были вынуждены искать новую квартиру. Нашими новыми хозяевами стали дядя Коля и тётя Лида Поздняковы. Дядя Коля в это время был уже на пенсии, раньше он работал мастером на клееночной фабрике. Жили они в одноэтажном каменном доме на две семьи, у нас была небольшая комната. Позади дома был сад, у дяди Коли были свои свежие яблоки до нового урожая. Держали они и корову, надо сказать, что все хозяева, у кого мы жили, держали коров, это было большое подспорье в хозяйстве.

Рядом с квартирой находился маслозавод, через дорогу магазин, позади которого размещался сельский парк, в котором летними вечерами проходили танцы. Позднее в парке был построен летний кинозал. Место это было многолюдное, всё население посёлка любило здесь отдыхать тёплыми летними вечерами, около танцплощадки собирался и стар и млад. У хозяев были две дочери, которые учились во Владимире. Во второй половине дома жил с семьёй наш преподаватель по физике в ШРМ Бурдин, с годами вот стал забывать имена некоторых своих учителей.

Только устроившись работать, я стал сразу задумываться над продолжением своего образования в школе рабочей молодёжи, в коллективе учёбу поощряли. Из школы приходили и агитировали, чтоб пойти учиться. К началу моей работы набор в школу был закончен и я решил идти учиться со следующего года. Чтоб вспомнить школьную программу, я привёз учебники из деревни и стал вспоминать школьную программу. До начала учебного года я прошёл по всем предметам программу за все 7 классов. Учиться в школу рабочей молодёжи мы пошли вместе с Валентином Серовым.

На новой квартире, на улице имени 3-его Интернационала, недели две мы даже спали на одной койке, потом я себе сделал раскладушку, это были мои первые шаги по изготовлению самодельной мебели, её мне в жизни пришлось сделать немало. А Валентин в это время заболел желтухой, потом долгое время лежал в больнице, после выписки ему требовался особый режим питания и он был вынужден уволиться и уехать к родителям в Вязники. С тех пор мы с ним случайно встретились в Вязниках только один раз.

(продолжение следует)

Posted in Новости | 1 Comment »

Путевые заметки.6.

Воскресенье, Март 15th, 2009

Путевые заметки.

Автобиографическая повесть уходящего поколения.

VI

До 30-и лет я не имел собственного угла, путешествуя со своим неразлучным чемоданом, моим единственным наследством от отца, по частным квартирам. Деревенский дом отца с его немудрёным скарбом и интерьером был только временным пристанищем, где в тёмные осенние и зимние вечера приходилось укрываться от непогоды.

Окружающая природа являлась настоящим домом, почему остро и чувствуется и переживается всё происходящее с ней, и что является отражением изменений, происходящих в обществе, оставляющих морщины на её многострадальном лице, не только после войн, но, оказывается, и после ‘мирных’ дней, о которых люди мечтали во время войны. И эти дни оказались в каком-то смысле тяжелее военных, не оставляя людям надежды за своё будущее. Об этом я слышал от многих, кто пережил лишения, как на войне, так и в тылу.

Моё первое учебное заведение имело статус художественной школы и не давало среднего образования, хотя специальная подготовка была высокой, не уступала даже подготовке в художественных училищах, а по росписи папье-маше даже превосходила подготовку, даваемую в художественных столичных институтах. Позднее школа стала училищем, до этого учащиеся после занятий посещали школу рабочей молодёжи, чтоб получить среднее образование. При мне школы рабочей молодёжи вначале ещё не было.

Шесть дней в неделю мы занимались почти по 8 часов каждый день. Только в субботу часов было меньше. Производственное обучение было каждый день по 4 часа. Были у нас следующие дисциплины: рисунок, живопись, композиция, черчение и перспектива, политзанятия, спецтехнология, пластическая анатомия, история живописи, физкультура.

Стипендия у нас была 15 рублей, я её всю отдавал отцу, ведь ему ещё надо было учить и воспитывать сестру, которая была младше меня на 5 лет. Отец к этому времени женился. В деревне инвалиду с ребёнком и хозяйством одному прожить тогда было трудно.

Хозяевам за квартиру школа за каждого из нас платила 3 рубля. Меня бесплатно одевали и обували. У Пал Палыча, нашего завхоза, работы в это время было невпроворот. С каждого надо было снять размеры. Форма эта была далека от совершенства, но я в то время был непритязателен в одежде. Нам шили брюки, затем то ли гимнастерку, то ли рубашку из толстой грубой ткани, ватную куртку, выдавали заячью шапку. Летняя обувь что-то мне не запомнилась, на зиму же выдавали валенки с калошами, помню, первое время ноги голенищами валенок натирались до крови. Выдаваемая одежда предназначалась только на два времени года, на зиму и на лето. Поэтому весной и осенью приходилось часто болеть, постоянно мучил насморк, часто болело горло. Взрослые это относили за счет того, что по молодости мы форсим, а у нас просто не было денег на нужную сезонную одежду.

Повзрослев, когда стали ребята заглядываться на девушек, некоторые сменили эту форму. Я же до окончания школы вынужден был оставаться в ней, особо стал я её стесняться на праздничных вечерах, которые в школе у нас устраивались на 1-е Мая, 7-е Ноября, на Новый год.

В столовой по этому поводу устраивался праздничный обед, к чаю нам выдавали по нескольку шоколадных конфет. Только здесь я их попробовал в первый раз, как и сливочное масло с сыром. Порции были небольшие, но значительно больше тех норм, которые заложены сейчас в ‘потребительскую корзину’, и, исходя из которых, сейчас нам назначают пенсию. Но тогда это было вскоре после войны, страна ещё не успела оправиться после трагедии, нависшей над нашим народом. А сейчас, какая была война? Разве что холодная, которая по своим разрушениям, стала более жестокой, чем горячая.

Курс насчитывал 23 человека, затем пришло несколько человек после службы в Советской Армии. Состав курса был разный, были детдомовцы, у многих были только матери, у меня, наоборот, был только инвалид отец. Несколько человек поступили после окончания 10-летки, это были девушки: из Вязников Галя Егорова, Нина Нехорошева из Мурома, и из Мстёры Тамара Милова. Детдомовцами были — Алеша Александров, Тамара Милова, Саша Крылов, Анатолий Львов. Не было родителей у Виктора Черных, Вити Кобякина, они жили у родственников.

Перед заселением на квартиру мы таскали для себя железные кровати, матрацы и постельные принадлежности, хранившиеся в складских помещениях, расположенных рядом со школой. В это время весь поселок кишел таскающими и снующими туда и сюда учащимися художественной школы. В дальнейшем постельные принадлежности меняли нам один раз в 10 дней.

В то время отношения между приезжими и местными вначале были натянутыми, враждебно-дружественными. Потом все притиралось, и мы становись новыми местными, для меня так поселок позднее стал родным и каким остался до настоящего времени. Не стало моих деревень, но Мстера пока стоит на старом месте, претерпевая изменения вместе с нашим беспокойным временем. Остались друзья, к которым позднее я часто приезжал.

Питались мы в своей столовой, обслуживали себя сами, строго соблюдая график дежурств, в группу дежуривших входили учащиеся со всех курсов. Приходили на дежурство рано, надо было приготовить завтрак. Сельхозпродукты мы выращивали в огороде прямо за школой, где копали, пололи и убирали все сами. В обязанности дежурных входило вначале получение продуктов, для чего школа имела палатку в центре за торговыми рядами, рядом с ней располагалась пекарня, где мы получали хлеб.

Перед палаткой располагалось здание, где работали художники артели ‘Пролетарское искусство’, где предстояло работать и нам, кто оставался. Многие сразу после окончания школы уезжали, как правило, это были приезжие. Поэтому при поступлении в школу приоритетом пользовались местные и живущие недалеко от Мстеры. Я был как местный, мои деревни многие знали.

Обязанностей у дежурных по столовой было много. Надо было наколоть и наносить дров, навозить и наносить воды. Носили воду для готовки и питья мы вёдрами из колодца, расположенного во дворе детского дома, который был рядом с нашей школой. Для мытья посуды воду мы возили с реки Мстерка, расположенной внизу, поодаль за улицей. Дорога вначале шла улицей мимо мебельной фабрики, расположенной рядом с нашей столовой, выпускающей тогда продукцию, пользующую хорошей репутацией, сейчас же помещения фабрики сдаются в аренду. За двухэтажным домом, расположенным рядом с фабрикой, наш путь заворачивался и шел длинным переулком с рядами заборов по сторонам. За одним из этих заборов располагалась ювелирная фабрика, позднее было построено новое здание фабрики в районе деревни Козловка, это в противоположном конце посёлка. Предприятие это в советское время было процветающим, его продукция побеждала не раз на международных выставках. После реформ в стране это стало умирающие предприятие, как и тысячи других.

До того знаком был этот переулок, что после трех десятков лет в последний мой приезд, я нашел дорогу даже зимней ночью. Уже давно рядом была построена плотина с мостом на другую сторону речки, в эту сторону посёлок так же расширялся. Дорога к этому мосту шла этим переулком.

Зимой здесь проходила лыжня, которая вела к речке и, перейдя её, шла другим берегом до конца Барского Татарова, здесь лыжня пересекала речку уже в другом направлении и, преодолевая крутой подъём, заворачивалась около церкви и шла деревней до парка около школы, здесь был старт и финиш.

Летом на том месте, где из проруби, которую часто приходилось вырубать, мы брали воду, был небольшой пляж, песку не было, но был хороший лужок, покрытый ковром мелкой чистой зелени, где хорошо было полежать на солнце. Вода в речке была идеально чистая и прозрачная. Рядом росли старые вязы, к сучьям которых, часто были привязаны длинные веревки, раскачиваясь на которых, детвора с криками ныряла в речку. Всё лето здесь ютились местные ребятишки. Часто приходили сюда купаться и детдомовцы, детский дом которых, был недалеко отсюда, по одному купаться они не ходили.

Все окрестности речки на этой стороне были заняты огородами, которые стремились к воде. Внизу между огородами рядом с забором петляла живописная тропка, которой можно было попасть на сельский стадион, расположенный выше по течению, рядом с берёзовой рощей на косогоре, наверху за которым, начиналась деревня Барское Татарово. Дальше по берегу речки располагались здания швейной фабрики имени Крупской, так же очень известного в своё время предприятия. Вдоль речки Мстёрка весь крутой берег терялся в густых зарослях с высокими старыми вязами вплоть до конца деревни Барское Татарово, на окраине которого, рядом с разрушенной церковью, располагался дом отдыха и турбаза республиканского значения. Сейчас всего этого не стало.

На другой стороне речки располагалась улица, а прямо, напротив, пляжа, на бугре в нескольких метрах от речки, стоял дом тети Фили Сабуровой, позднее, после окончания художественной школы, уже работая художником, до поступления в университет я с Володей Челышевым и Германом Суховым у неё жил на квартире. Они были на несколько курсов младше меня.

За этой улицей начинались пойменные луга реки Клязьмы. Летом мы с ребятами помогали хозяйке заготавливать сено для коровы, она нас благодарила молоком. Весной во время разлива, только дом стоял не затопленный водой, на некоторое время затапливалась даже уборная находящаяся в огороде. Связь с посёлком была только на лодке. Место это было просто курортное, до нас на всё лето к хозяйке приезжал с семьёй художник какого-то театра из Москвы, позднее он поселился на этой же улице, так она ему приглянулась.

Учась 5 лет в университете, я каждое лето останавливался здесь, когда устраивался подработать на фабрике. Вода, свежий воздух, рыбалка, плавание благотворно влияли на моё здоровье после напряжённой учёбы.

Зимой в столовую мы возили воду в железных флягах на больших салазках, летом на тележке. Встречаемся мы сейчас уже, будучи взрослыми, и в наших воспоминаниях всегда всплывают эти поездки, когда мы тянули сани, как на одной из картин художника Перова.

Навозив воды, чистили картошку, нарезали хлеб, масло. Когда наступало время обеда, разносили по столам пищу, убирали посуду, мыли её. Затем готовили ужин, и предстояли те же работы, что и с обедом. К утру надо было наколоть дров. Заканчивали дежурство поздно, если оставался хлеб, то, разделив, забирали его с собой, который мы съедали с ребятами, с которыми жили. В то время за хлебом были большие очереди. Чтоб не есть пустой хлеб, иногда в складчину покупали кильку.

В столовой же кормили нас вкусной свежеприготовленной пищей, наши повара были просто ассами своего дела. Даже сейчас, вспоминаю некоторые блюда: блины со сливочным маслом, испеченные на больших сковородах, разогретых пышущим жаром углей, полученных после сгорания березовых дров. Хороши были макароны, таких белейших, какие тогда были, не встретишь даже сейчас, сваренные на молоке, затем поджаренные на сливочном масле до хрустящей корочки. Жарились они не все, одновременно готовился и молочный суп. А каков был борщ, жареная картошка, котлеты, компот из сухофруктов!

Возможно, играло то, что всё было приготовлено на печи, протапливаемой дровами, на газу такого вкуса пищи не достигнуть. А может быть, играло то, что после пережитого голода, всё казалось вкусным, а может быть, играло то, что всё, что было положено, всё и использовалось, ничего не утаивалось. Одним словом, воспоминания остались на всю жизнь, если сосчитать года, когда жили и ели досыта, то их будет не так уж много.

В старости так же приходится ограничивать себя во всём, не только в пище. По этому поводу многое хотелось бы сказать, да что толку в этом, только портишь себе нервы, и от этого поднимается давление. Перефразируя слова популярной песни, можно сказать: мои года — моё несчастье. Пусть это будет на совести тех кто, мягко выражаясь, затеял такие реформы.

Позднее мы своими руками расширили столовую, которая располагалась на первом этаже, который был каменным. Что было на втором, не припоминаю. Во дворе у нас рос огромный тополь, корни которого опутывали пригорок, возвышающийся рядом с калиткой в заборе. Здесь во дворе мы кололи дрова, и было много проведено времени под могучим тополем в ожидании своей очереди в столовой. Чтоб не было толкучки, питались, как правило, мы по курсам.

За время жизни во Мстёре, сменил я много квартир, привыкал к новым хозяева я быстро и они, надо сказать, к нам относились как к своим сыновьям, тем более что многие из нас были почти сиротами. Художественную школу я оканчивал, живя на новой квартире, на улице Ленина, тянувшейся под горой, видной издалека при въезде во Мстёру со стороны Вязников. Со мной здесь жили уже ребята не с моего курса, в основном, с младших курсов — это Юра Ручкин, Анатолий Малышков, Миша Ферапонтов, Герман Абрамов. Наиболее близки мы были с Валентином Серовым из Вязников, который вернулся в школу доучиваться после Армии.

Когда подъезжаешь к посёлку насыпной дамбой, слева сразу за небольшим пространством, занятым участками с капустой, морковью, свёклой, картофелем, начиналась улица, от которой, пересекая участки, шла к речке тропка. Пересекая дамбу, она шла берегом Тары мимо красной водонапорной будки к пешеходному мостику, по которому когда-то я пришёл во Мстёру первый раз. Дамба была построена для того, чтобы во время весеннего разлива посёлок не оказался отрезанным с этой стороны от внешнего мира. Вода во время разлива, который начинался в конце апреля и держался до середины мая, заливала всё пространство, на сколько было видно. Все огороды были под водой до конца улицы, был он залит и у наших новых хозяев. Когда вода сходила и земля высыхала, мы помогали копать огород, за что хозяйка поила нас молоком.

Время разлива было нашим любимым временем года. У соседей, родственников хозяйки, был ботник, это лодка, в которой гребец с веслом сидел на заднем конце, пассажир располагался в центре. После занятий к вечеру, с кем ни будь из ребят, мы выезжали кататься на лодке. Вначале наш маршрут пролегал между огородами и зарослями мелкой ольхи к дамбе, которую, чтоб не заливала вода, пересекали два моста, проехав под ними, перед нами открывался путь в сторону реки Клязьма. Когда вода сходила, становилось видно русло Тары, протекавшей под первым мостом. Здесь с правой стороны дамбы, на мостике всегда можно было видеть женщин с соседних улиц, полоскавших в проточной родниковой воде бельё. Иногда по выходным образовывалась даже очередь. На улице Ленина, почти напротив этих мостков, была сельская баня, в которой отдельно были мужские и женские дни.

Можно было выбрать и другой путь вверх по речке Тара, вплоть до деревни Акиншино, однако это было далеко и возвращаться пришлось бы ночью. Однажды всё- таки пришлось испытать прелести ночного катания. Поехали мы кататься на лодке уже к вечеру, был сильный ветер, и нас так несло на сваи моста, что мы чудом не разбились. Домой нам пришлось плыть против ветра, с этими приключениями мы и припозднились. Путь наш назад лежал через кустарник ольхи. В густом кустарнике, не справившись с управлением, мы врезались в кусты, которые, амортизировав, откинули нас назад в другую группу кустов, и наша лодка застряла между кустов. Долго нам пришлось испытывать своё терпение, делая разные попытки одну за другой по освобождению из этого плена. Были даже мысли раздеться и вброд по ледяной весенней воде выйти к берегу, благо было здесь уже не так глубоко. Однако наши старания были не напрасны, в результате удалось вывести лодку из плена.

В основном, нашим пунктом назначения, был лес рядом с летним пионерским лагерем, где был солнечный косогор. Летом дорога к нему вначале шла улицей, в конце улицы поворачивала влево и затем проходила низиной к мостику через Тару, рядом был брод для машин и скота. Тропка в лесу вела прямо к пионерскому лагерю. Зимой в этом лесу проходила лыжня, которая по выходным была очень многолюдна. Здесь проводились и соревнования по лыжам. Ниже лагеря по Таре в сосновом лесу на бугре располагалось сельское кладбище, центральный вход в который, был со стороны дороги ведущей на станцию Мстёра, расположенной в 14 километрах от посёлка.

Летом с ребятами мы часто ловили корзинами рыбу в речке Тара, к которой можно было пройти прямо от дома, вначале огородом, затем, минуя заросли молодой ольхи. Место это было низкое, летом после дождей здесь долго держалась вода. Вдвоём или по одному по очереди с корзиной мы бродили по осоке, росшей по краям речки. Попадались окуньки, щурята, плотвичка. Из корзины мы рыбу выкидывали на берег, где её подбирали другие ребята. Босиком в речке долго выдержать было невозможно, ноги просто заходились от холода, так как речка была сплошь из родников. Сменившись, приходилось долго бегать по берегу, согревая ноги. Затем под вечер разводили костёр и варили уху, иногда рыбу приносили домой, и хозяйка нам её жарила.

В последний учебный год летом у нас была большая производственная практика уже в артели ‘Пролетарское искусство’, где было наше знакомство с коллективом художников, ставшим для меня второй большой семьёй. После практики была защита дипломов, наших авторских работ по росписи папье-маше.

Школу я закончил хорошо без троек. В начале учёбы чувствовал я себя ещё скованно, сказывалась смена обстановки. На занятиях по рисунку и живописи курсу к третьему курсу почувствовал себя я увереннее, не зря говориться, что терпение и труд всё перетрут. Производственное обучение шло хорошо у меня с первого курса. О других предметах я и не беспокоился. Система у нас была с экзаменами после каждого семестра.

Путевые заметки.

Полностью воспоминания Евгения Чекалова размещены здесь:

http://www.novlit.ru/chekalov/2009/03

http://www.artrussian.com/chekalov_2.pages