Рис от Ким Ир Сена

Друг остался на поле боя, и он уже не чаял его увидеть

Козырев умоляюще посмотрел на командира:
– Мишку ранило…
– Вперёд, Козырев! Вон сзади санитары, они заберут… За мной!

Виталий оглянулся, никаких санитаров сзади не увидел, хотя что можно было разглядеть сквозь дым и пламя да разлетающуюся от разрывов снарядов землю… Кругом трупы наших солдат вперемешку с фашистами, лошадиные крупы, перевёрнутые обозные повозки, ручьи крови по весеннему полю, стекающие в Жиздру…

Приказ командира есть приказ, и красноармеец Козырев, подняв свою винтовку, выданную только вчера в Москве, побежал по полю за командиром. Оглянулся последний раз, с ужасом думая в эту минуту, что оставил друга умирать на поле боя.

…Сегодня, спустя 72 года с того дня, Виталию Ивановичу кажется, что он даже слышал звук пули, которая попала в его друга Мишку в том первом и самом жутком бою. Можно ли быть уверенным в этом в его возрасте – 90 лет?! Козырев теперь уж и сам не знает. Снаряды летели и рвались друг за другом, пули справа и слева свистели без передышки. Но ему кажется, будто всё-таки слышал он тот самый противный свистящий «вжик», после которого Зверев упал.
– Мы с Мишкой ещё на сборах в Серебряном Бору в Москве договорились держаться друг друга, когда стало известно, что нас бросят с пехотой в бой. Всю войну я жил с мыслью, что оставил друга и он погиб, истекая кровью.

Виталий Иванович Козырев – бывший начальник станции Вязники, кавалер ордена Славы 3-й степени, награждён солдатской медалью «За отвагу», которая давалась, как известно, за личное мужество в бою. Мы сидим в небольшой квартире Козыревых рядом с его станцией – поезда видно из окна.

И он рассказывает о своём фронтовом пути поначалу спокойно, но в воспоминаниях всё больше погружается в те далёкие дни и становится энергичным, переходит на крик, дыхание его делается прерывистым…

Сын Андрей с женой приносят воды, чтобы успокоить отца. Виталий Иванович останавливается ненадолго, а потом вновь: «Вперёд! Заряжай! Залп!..»

…Весной 1942 года в Серебряном Бору в обстановке сверхсекретности собрали со всей страны группу крепких парней ростом под два метра, и у каждого, прежде чем оставить в этой группе, зачем-то спрашивали, сможет ли он поднять 100 килограммов. Восемнадцатилетнего Виталия Козырева – сына начальника железнодорожной станции Зуевка Кировской области, намеченного военкоматом в десантники – взяли в эту особую группу без разговоров.

Не успели новобранцы войти в курс дела, не успели они толком понять, что за новое оружие должны освоить, как поступило сообщение – немцы под Козельском разбили нашу конницу, разорвали фронт на три километра и прорываются к Москве. Да что там войти в курс! Парни даже форму одеть не успели, им просто-напросто открыли вещевые и оружейные склады, сказали – одеться, взять каску, винтовку, патроны, по одной гранате и котелок на двоих. И по тревоге – в вагоны. А там прямо с поезда, без промедления из новобранцев создали три цепи друг за другом – и в бой…
– Нет, страха не было. Когда идёшь в атаку, уже никаких чувств нет, есть крик, разрывы, ожесточение, и вперёд, вперёд…

Многие полегли в том бою, а оставшихся в живых ползком вывели метров за триста к лесу и снова отправили в Серебряный Бор. Учили четыре часа. Доучивались уже позже в реальной обстановке.

Тут они осознали, что им предстоит воевать новым оружием – ракетными снарядами. Ни одного пуска во время учёбы не было. Первый пуск – и он ошеломил их – был уже на фронте. Первый залп они дали на Волоколамском шоссе, в 120 километрах от Москвы. Их самих оторопь брала при первых пусках, что уж говорить о немцах:
– Их охватил ужас, когда на них летели эти снаряды, мы однажды видели с высотки панику фашистов при нашем появлении. А потом как-то подняли листовки, которые немецкий самолёт-разведчик раскидал по окопам, как снег. Хотя и читать их запрещалось, всё равно успевали – они призывали отказаться от нового оружия и пугали, что если этого не произойдёт, то пустят на нас смертельные газы. Но нас учили, что газ опасен не только для тех, против кого предназначен, но и для самих атакующих. Старшина у нас замечательный был, из туляков, по фамилии Храповицкий. Он нам всё объяснил внятно.

А сила действительно нужна была недюжинная в новых войсках. Снаряды весили как раз те 100 килограммов, про которые спрашивал Козырева генерал в Москве.

Первые ракетные установки ещё не называли катюшами – их звали и «ванюшами», и «андрюшами», а чаще просто «рамами». Поначалу они были не самоходными – раму с полозьями для снарядов устанавливали прямо на земле. Давали залп и смотрели: если не засекли, снова заряжали для следующего залпа, а если самолёт-разведчик над головой пролетел, значит надо сниматься. Новый марш-бросок, и снова рыть траншею, куда могут спрятаться шесть человек расчёта…
– Пламя около рамы выжигает воронку метровой глубины. Наша часть – это 14-я гвардейская миномётная бригада реактивных миномётов 65-й отдельной гвардейской дивизии. По приказу ставки Главного командования где мы только ни были – дважды на Центральном фронте, на 2-м Прибалтийском, Ленинградском, 3-м и 4-м Украинских фронтах. Чего нас так кидали туда-сюда? Надо было показать фрицам, что ракетных установок у нас много, а на самом деле их ещё было мало, только в 1944 году они стали у каждого фронта свои. До Берлина мы не дошли, нас повернули для уничтожения Курляндской группировки. Это были отборные силы вермахта – 200 тысяч солдат. Её окружили наши войска, и она капитулировала 8 мая 1945 года. Запомнился результат этой операции. Стоим и видим: идут пленные немцы, война уже кончилась, и они кричат нам: «Русские гут!», «Спасибо!» Всё-таки как наш человек устроен: вчера ещё был враг, а сегодня вроде и жалко этих обманутых фюрером людей. Но для нас война на этом не кончилась, снова в эшелон, едем на Восток…

Опыт войны – не дай Бог пережить всё это – тем не менее нельзя переоценить. Вчерашние мальчишки становились мужчинами порой за год, а то и за месяц первых боёв. Приобрёл этот опыт и Виталий Козырев.

Конечно, и гены сказались – отец его орден Ленина получил за трудовые успехи, возглавляя станции Фалёнки, Котельнич, Шарья… Его сын Виталий Козырев работал после войны стрелочником в Зуевке, потом женился на Тамаре, выпускнице пединститута, уехал с ней в Акмолинск, а там железнодорожный техникум окончил. Защитив диплом, выбрал родную Горьковскую магистраль, подвернулась вакансия на станцию Яр в Удмуртии.

Ему было чуть за 30, когда раздался звонок из Горького, который круто изменил его размеренную послевоенную жизнь. Оказывается, в управлении дороги к нему приглядывались давно, работу начальника станции Яр-Главный оценили по достоинству и наградили… доверием – разгребать завалы на закопчённой паровозным дымом, самой отстающей и запущенной станции в Вязниках.

Вот где пригодился фронтовику Виталию Козыреву опыт его командиров – старшины Храповицкого и геройски погибшего лейтенанта Долгих.

С их голосами, перекрывавшими звук летящего снаряда, состязаться Козырев, конечно, не мог, но металл в его словах оценили в Вязниках все – от осмотрщика вагонов до первого секретаря райкома (которого обкому партии пришлось снять как не сработавшегося с новым начальником железнодорожной станции).

А работы там было много: местные текстильные предприятия не хотели вкладывать силы и средства в строительство подъездных путей, которые могли бы разгрузить станцию. В результате она полностью перекрывала движение на стыке Горьковского и Владимирского отделений – на важном восточном направлении из Москвы. Были и внутренние проблемы: грузовая работа напрочь запущена, а станцию даже в Горьком называли «пьяной», так предыдущий начальник распустил людей.

На этом фронте тоже пришлось поработать жёстко. Самое интересное, что при этом станция почти обошлась без увольнений, хотя народ, естественно, в штыки принял нового руководителя: кому охота с вольной жизни попадать в жёсткие руки нового начальника?!

А Виталий Козырев понимал, что надо работать с теми людьми, которые есть, – других ему никто не пришлёт. Начал даже не с расшивки станции, а с трудовой дисциплины. Постепенно расшиваться станция начала как бы сама собой. Все вместе с утра как один брали ломы и шли под руководством Козырева долбить замёрзший уголь, освобождая вагоны. Ни один не сбегал «до магазина», пока вагон не освободится, а освободился вагон – подавай следующий. А там уже и не до магазина, дойти бы до дому и упасть на кровать.

Назавтра он вместе с двумя помощницами шёл и будил людей, вёл к новому вагону… И так изо дня в день. Самые большие «оптимисты» думали, что сломается Козырев, устанет, а он только прибавлял нагрузку и прибавлял.

А потом люди стали деньги приличные приносить домой, радовать жён и детей. Станция ожила, концерты организовывали, клуб отремонтировали, мост перебросили от жилых домов через пути. Другая жизнь началась…

Всего через два года станция вышла в передовые на магистрали, а по многим показателям – и на сети, ей присвоили звание «Предприятие коммунистического труда».

Ни один человек сегодня не осуждает его жёсткость, все на станции Вязники по сию пору вспоминают работу под его руководством как самое лучшее время в их жизни.

Бывший начальник грузового двора Анна Любавина говорит:
– Честно сказать, я не сразу поверила, что такую запущенную станцию можно было расшить в короткое время. К нам ведь даже из управления присылали помощников прежнему начальнику, дело двигалось слегка, но кардинально ничего не менялось. А Козырев приехал не в командировку, он приехал сюда навсегда.

Так и получилось, что здесь Виталий Иванович и осел, здесь сыновья окончили школу. Один из них, Андрей Витальевич, сегодня руководит отцовской станцией Вязники.
– Да, фронтовой опыт, конечно, бесценен, – говорит Виталий Иванович. И вновь вспоминает: – 14-ю гвардейскую бригаду «катюш» перебросили в Улан-Удэ. Перешли Большой и Малый Хинган, взяли города Солунь, Таонань… После одного из пусков «катюш» взлетели с соседнего аэродрома японские асы и на парашютах спустили белые простыни, показывая, что сдаются. Воевать дальше бессмысленно.
– Приехал я домой, все рады, все поздравляют, накрывается стол для встречи, и вдруг телефонный звонок в Зуевку из Фалёнок. И слышу в трубке голос знакомый – у меня аж мурашки по телу, – голос, который со мной всю войну был, этот голос кричит: «Виталька, ты приехал, ну молодец, вот здорово-то…» А я ответить не могу, онемел – это же был голос моего земляка, моего друга Мишки Зверева!

Наконец, опомнился и как заору:
– Мишка, жив?! Я верил, я верил в это… Приезжай, отметим Победу, у меня тут мешок риса есть.
– Какого риса?
– Да в нашу часть перед отправкой домой Ким Ир Сен приезжал, всем руки пожал. Он привёз машину риса в подарок, всем по мешку.
– Ставь свой рис от Ким Ир Сена, еду, Виталька!

Положил трубку красноармеец Козырев и только в этот момент по-настоящему понял, что война кончилась.

Владимир Цыплев
Вязники

Опубликовано в газете "Гудок" 8 мая 2014 года.

http://www.gudok.ru/newspaper/?ID=1148904&archive=2014.05.08