| Главная » Файлы » История Вязниковского края |
Ольга и Александр Корявко
| 20.02.2012, 20:07 | |
 В СВЕТЛЫЙ ОДЕЖДАХ Чаще всего, я вспоминаю эту историю, когда на улице встречаю женщину, одетую в белое... Речь идет о письме, которое мы нашли на чердаке старого дома. Это письмо выпало из вороха бумаг, газет, каких-то квитанций по оплате страховок… Я помню, что его читали вслух. Помню, что после чтения стало тихо-тихо. И еще помню, что нашли его, - все об этом тогда говорили, - почти, что день в день 90 лет с того момента как оно было отправлено. Там число стояло и город: 20 июля 1915 года. Харьков. Это письмо мы передали преподавателю нижегородского университета доктору филологических наук профессору Николаю Владимировичу Морохину, родственники которого когда-то жили в этом доме. С того дня прошло четыре года, и вот на днях, уже по электронной, а не обычной почте мы получили дополнение к тому письму. Не менее удивительное дополнение, поскольку, как оказалось, удалось не только установить автора, узнать дальнейшую судьбу его семьи, но и найти в архиве его фотографию – того офицера, который просил свою юную жену «откинуть общественные предрассудки и быть в светлых одеждах», когда он погибнет... Удивительное письмо и вряд ли стоит дальше предварять его. Я приведу текст письма из далекого 1915-го полностью. Вот это письмо: Дорогая, любимая моя, Ольгуня! Я уезжаю на войну, и Бог знает, придется ли мне более видеть тебя и наших милых детишек. Поэтому я желаю побеседовать с тобой о том, что мне так дорого на земле и что сейчас так волнует. Конечно это Вы, мои дорогие - Богом данная, любимая моя жена Ольгуня и мои милые дети Ваня и Маня! Все мы на земле временные гости и судьба наша находиться в руках Всевышнего: почему я глубоко убежден, что возвращение мое с войны в добром здравии или же смерть моя на поле сражений за Веру, Царя и Родину есть его Воля. Ты как верующий человек вполне поймешь меня и, если мне не суждено вернуться с войны: то положишься на Господа Бога и будешь твердо переносить постигшую нас участь. А твердость духа тебе так необходима: тебе есть для чего жить. У тебя дети - их надо вырастить и воспитать, сделать людьми и нравственно, и физически здоровыми. И вот в этом ты найдешь себе утешение и помощь. Работа в этом предстоит тебе большая, но ты увидишь впоследствии горячо любящих тебя детей. Но старайся воспитывать их возможно проще: сделай людьми, способными безропотно и безболезненно переносить какую угодно нужду и всякое лишение, любящими труд, какой бы он ни был: иэбави Бог от белоручек, проку от них мало, пользы никакой и таковыя способны лишь на прозябание при отцовских или материнских достатках. Наши Маня и Ваня должны сами себе все делать, быть аккуратными даже в мелочах, искренними и правдивыми, прилежными и трудолюбивыми, одним словом такими, чтобы душа и сердце у тебя всегда радовались за них. А я всегда буду с вами если жить не телесно, то духовно. В последнем случае буду издалека смотреть на Вас и, думается, что мне будет больно, если мое отсутствие как веление судьбы повлечет за собой расстройство того, что я так всегда лелеял. Это, конечно, не значит, что я хочу как-либо связать твою самостоятельность или что-либо тебе навязывать. Нет, родная моя, - полная во всем самостоятельность. Убедительно прошу тебя вместо отчаяния и ропота по случаю моей смерти, вознести свои молитвы за меня перед Всевышним Господом Богом и его Пречистой Матерью. Вероятно ты захочешь перевезти мое тело с полей брани к себе на родину? Но надо ли это? Конечно, в этом я тебе препятствозать не могу, так же как и в том, где именно ты укажешь место успокоения моему телу - в Харькове ли, в Вяэниках ли! А вот у меня к тебе такая просьба! Ты знаешь, что меня постигла смерть при защите Царя и Родины. А выше смерти такой не может быть, кто душу свою положит за други своя! Поэтому надо ли тебе облачаться в глубокий траур? Не лучше ли носить его траур у себя в душе! Какое было бы для меня успокоение, если бы ты откинула общественные предрассудки да была бы в светлых одеждах. Материальное твое обеспечение будет для тебя еще важнее, так как при твоем здоровью и полном отсутствии у тебя способностей к личному физическому труду (прости меня, если это я не так думаю) ты и получать будешь теперь меньше. Вероятно, после меня в полку что-либо останется. Ты знаешь, насколько я во всем аккуратен и стало быть даром транжирить не буду, а получаемые мною деньги по должности батальонного командира почти полностью буду откладывать за некоторыми мелкими и необходимыми для меня потребностями, - их же вероятно будет мало. Пенсия тебе будет ассигнована Главным Штабом по пенсионному отделу. А в первое время ты должна просить себе пособие: 1) в Алексеевском комитете по оказанию пособий семьям убитых на войне воинов; 2) в Александровском комитете о раненых; 3) в главном управлении уделов и везде, где только возможно. Может быть, первое время тебе будет и не до этих хлопот, но ими не пренебрегай, ибо хорошее материальное обеспечение для тебя также необходимо, как воздух и пища. Поэтому я и решаюсь так подробно здесь об этом с тобой поговорить. Ко всем вообще ходатайствам необходимо прилагать копии моего послужного списка, который ты потребуй от полка. Твоя теплая молитва будет приятна мне в загробной моей новой жизни, отчаяние же и слезы, вероятно, же будут больны и в то же время принесут боль и тебе - и нравственную, и физическую... Все, что останется после меня, конечно, есть полная твоя собственность. Так как я состою наследником двух частей нашего дома в Вязниках. Оставляю тебе домашнее духовное завещание, которое будет иметь силу лишь после того как будет подписано двумя свидетелями. Про сестер Тоню и Маню, конечно, не беспокоюсь: они обеспечены. Но это не значит, что я их мало люблю и не желаю им в жизни счастья и радости: напротив - это было всегда моим искренним желанием и к этому я всегда стремился. О любви моей к моей родной маме, конечно, и говорить нечего - это так ясно и понятно: различные наши взгляды, мысли и убеждения не могли нарушить моей любви к ней. Я отлично знаю как горячо и беззаветно ты меня любила и поверь, что с моей стороны к тебе было лишь то же самое чувство: правда, может быть, оно было не таким нежным, но ведь тут уже играют роль чисто индивидуальные стороны человека. Во всяком случае прошу простить меня, если я иногда поступал не так, как это бы следовало делать, но вместе с этим и помнить, что семья моя, что бы там ни было, всегда для меня была близка и любима. Сердце сжимается от одной мысли расстаться на веки с вами моими любимыми, но что делать? Неужели идти против Бога и роптать, унывать, упасть духом? Нет, нет и нет! Помоги тебе в этом Бог и его Пречистая Матерь! Молись, и молитва обновит и утешит, и укрепит тебя, даст тебе силы бодро перенести и горе, постигшее тебя, и даст возможность воспитать тебе детей и с более светлыми мечтами глядеть в будущее. Впрочем ты верующая, молитва для тебя не нова, ты понимаешь ее! Помни, что время - самый лучший лекарь твоего горя, и впоследствии будет все также, дети к тому времени подрастут и жаль, что я их уже больше не увижу. Но ты должна воспитать их в любви и уважении к любящему их отцу и матери. И одного блага видеть - вырастить из них человека. Я хочу видеть в них людей образованных и любящих свою милую маму и с чистым сердцем, вполне подготовленных к жизни, к радости, с бодрым и верующим духом, сердцем и душою. Я представляю их обоих музыкантами, веселыми в обществе, серьезными и сосредоточенными на деле, религиозными. Кто Бога не забывает, тот не забудет мать с отцом, да и Бог того благословит! А ты, моя милая, родная, тогда в них найдешь свою радость и утешение: тебе будет легче переносить свой жизненный путь. Дай Бог, чтобы наши так любимые ныне дети, вполне поняли это и своим поведением, трудом, терпением и любовью к тебе оправдали то мое желание, которое я так всегда в себе лелеял. Помоги им Бог в их жизненном пути и пошли в них тебе отраду! Я буду надеяться, что ты выполнишь все то, о чем я прошу здесь и беседую. Прошу не убиваться: пусть лучше твоя горячая молитва даст мне душевное успокоение в том далеком ином мире, буду просить и за тебя, и за наших родных, о детях. Господь с тобою. Крепко тебя, мою родную, целую. Поцелуй за меня наших дорогих детишек Ваню и Маню. Храни Вас Бог и царица небесная. Горячо любящий тебя твой Сашечка". Какие удивительные строки! Было бы несправедливо, наверное, если бы имя автора письма и имя той, к которой обращены эти строки, так и остались в истории неизвестными. И, к счастью, этой безвестности не случилось. Русский офицер Александр Платонович Корявко - именно так звали автора найденного письма – писал это с фронта своей жене Ольге Семеновне. Он погиб в бою против немцев, под Харьковом спустя несколько дней. Это была его последняя весточка в родной город Вязники. Маня - дочь Александра Платоновича - умерла в гражданскую войну. Ваня вырос, как и его отец стал командиром Советской армии, ушел на фронт и погиб в Великую Отечественную. Удалось найти фото, на котором Александр и Ольга за год до Первой Мировой. Вот такими они были: Ольга пошла работать медицинской сестрой в туберкулезный диспансер, жила в Вязниках и Муроме. Старые люди помнят ее - тихую, мягкую женщину, всегда готовую придти на помощь. Замуж она больше не выходила. Ольги Семеновны не стало 25 октября 1957 года. Ольга Семеновна выполнила завещание мужа и, на самом деле, все оставшиеся годы носила всегда только светлые одежды. В память об отце своих детей. В память о любимом человеке… Наталья ЦЫПЛЕВА | |
| Категория: История Вязниковского края | | | |
| Просмотров: 910 | Загрузок: 0 | |