Детали широко распространенных сказок нередко заставляют иначе взглянуть на мир. Так в сказке "Лиса и волк" на весьма известный сюжет СУС (1-4) А.П.Зарубина из д.Хвойное Тонкинского р-на (ФФКСЛ, 72-12) отмечает выразительный момент: обманутый лисой старик не проклинает ее, а даже наоборот, своеобразно восхищается ее умом: "Шестьдесят лет я на свете прожил, а лиса - три года и то обманула..." Животное и человек среди мира природы оказываются, так получается, на равных.

      По-своему интересны и другие более редкие в фольклоре региона сюжеты, формирующие у детей диалектические представления о сложности мира и морали по отношению к всему живому. Выразительна сказка "Как лиса и лось ногами менялись" А.И.Евсеевой от с.Убежицы Богородского р-на (ФФКСЛ, 68-52), использующая редкий мотив (СУС 77). Лось и лиса, в охотку из зависти поменявшиеся ногами, испытывают страдания, так как не могут в лесу вести привычный образ жизни. Сказка наталкивает на мысль о неслучайности всего, что сложилось в природе, опасности вмешательства в ход вещей, функциональности каждого элемента живого мира.

      Яркий, выразительный образ врага природы и - в той же мере - врага человека создает сказка "Верлиока" (СУС 210), записанная от А.В.Соколовой в г.Шахунье (312, с.47-48). Верлиока, "злой-презлой", с шумом и треском передвигается по лесу. "Нет от него спуску ни старому, ни малому, ни тихому, ни удалому". Верлиока просто так выдирает хвост у селезня, обтряхивает дуб и давит его желуди, вытаптывает горох в поле. Жестокие немотивированные поступки выстраиваются в длинную цепь, и они направлены против всего вокруг. Старик,  у которого Верлиока вытоптал поле и сильно напугал внучку  (еще раз обратим внимание на щадящий характер  текста:  в каноническом  варианте  сюжета  Верлиока убивает внучку), собирает всех обиженных.  Человек и природа, объединившись, наказывают общего обидчика, порожденное им зло останавливается. Отвратительная фигура ухмыляющегося Верлиоки воплощает в сказке, адресованной детям, самый дурной пример отношения  к миру.  Обратим  внимание,  что он не разделен на природный и человеческий.  Злобливость, ненависть несут горе всему вокруг, и это непременно вернется к тому,  кто виновен. Примеры поистине  уникального по образности и доходчивости преподнесения маленьким слушателей идей, формирующих отношения человека и природы,  в животном эпосе региона  можно  множить. Однако очевидно - сказка о животных касается многих экологических  проблем, связанных в первую очередь с нравственным миром человека, учит  ценить и уважать, любое проявление жизни, практически находясь в  русле   наиболее передового современного экологического мировоззрения.

       Несколько иной подход к миру  природы  обнаруживает  волшебная сказка. Если предыдущая разновидность предполагет погружение в художественно преображенный по законам человеческого бытия мир животных,  то  здесь  присутствует  как  бы  две  реальности - привычная, обыденная и необычная, присущая другому измерению с приниципиально  иными  законами.  Применительно  к природе это реальность ее тайного, потенциального бытия. Она не раскрывается человеку просто так, без знания правил вхождения в нее или без совершения поступка,  который ставит человека  в иные отношения с миром природы.

      Звери и птицы владеют человеческим языком, и это своего рода исходная позиция в сказке о животных. В волшебной сказке это их тайное знание, не обнаруживаемое в обыденной жизни. Чтобы природа проявила его, требуются особые обстоятельства. И произведение преподносит это как чудо, как исходный толчок к вхождению в другую реальность. Характерен текст "Юноша и цапля" (СУС 564), записанной от К.А.Топтаевой в р.п.Перевоз (355, с.174-176). В капкан охотника попадала цапля. Он хотел зарезать ее, а она, что стало полной неожиданностью для героя, "вдруг заговорила человеческим голосом". В экстремальной ситуации птица оказывается вынуждена открыть  свои  тщательно скрываемые от людей знания и возможности - она не только может говорить,  но и за свое  спасение  готова  вознаградить  героя чудесными предметами.  Отправляясь за ними "на восток", юноша попадает в царство  зверей  и  птиц  - невероятно богатое, опирающееся в своем существовании на тайные знания о природе, недоступные человеку. В сказке  "Про  волшебника и волка" (СУС 550+551), записанной от В.С.Курловой в с.Шилокша Кулебакского района, природа открывает тайные свойства, словно сочувствуя попавшим в беду сиротам (355, с.71). "Вдруг из лесу... вывертывается волк и к ним бежит так строго,  они напугались, он кричит им: "Не пугайтесь, не пугайтесь, люди, я такой же человек, как вы, подойду и научу чему."

      Волшебные сказки отчетливо делятся на те, чьи сюжеты несут экологический потенциал, и на идифферентные к нему. Так, к первой группе будет относиться, например, сюжет 530 "Сивка-бурка": конь - носитель волшебного знания, помогает герою выполнить непростую задачу. В этой сказке проявляются те черты, о которых говорилось выше. В сказке сюжета 300, где герой побеждает в бою змея, лишь детали могут обращать внимание слушателя на те идеи, в которых идет речь в исследовании. 374 или 40 % текстов учтенных по архивам волшебных сказок региона несут подобные идеи в сюжете. Их фиксация по районам Нижегородского Поволжья показывает, что за некоторым исключением подобное соотношение сохраняется повсеместно. Любопытно, что лишь среди записей, сделанных в Балахнинском районе, экологически ориентированных в своем идейном содержании текстов нет. Этот район является наиболее урбанизированным в регионе: городское население составляет в нем 93 %. Большая часть сельского населения занята работой на предприятиях торфодобывающей, бумажной и стекольной промышленности.

      Наиболее распространенный волшебный сказочный сюжет региона, зафиксированный не только у русских, но и у марийцев и эрзян - 480, входящий в группу "Чудесная задача" (69 записей). Данная сказка отличается открытым дидактизмом. Морозко, медведь, лошадиная голова, к которым поочередно попадают приемная и родная дочь старика и старухи, представляют силы природы, леса, вознаграждающие и карающие героев за то, как к ним относятся, как отзываются о них. Сказка учит благодарно и уважительно принимать как данность окружающую природу - пусть суровую и не всегда расположенную к человеку, оказывать помощь всему живому, когда оно нуждается в ней. Характерен в этом отношении текст, записанный от В.С.Курловой "О трудолюбивой девушке" (355, с.64-65). Выгненная из дома мачехой девушка помогает больной лошади, прислушивается к просьбе травки ("не топчи меня, обойди тропкой. Мы растили цветочки. Оттуда пойдешь - нарвешь цветочков"), ставит подпорки под ветви яблони и вишни с плодами. Когда она возвращается, выполнив трудную службу, вся природа щедро одаривает ее. Самый распространенный сюжет из второй выделенной нами группы (с совершенно иным идейным комплексом) по числу записей весьма сильно отстает в регионе от данного и представлен 48 текстами. Это сюжет 327, повествующий о находчивости и решительности мальчика, попавшего к ведьме. Его выраженный дидактизм направлен на формирование в юном слушателе также очень ценных, но иных качеств.

      Рассмотрим вкратце важные особенности идеи волшебных сказок, относящихся к различным группам и также имеющим достаточное распространение в регионе.

      В сказках группы "Чудесный противник" внимание исполнителей  фиксируется на том, с чьей помощью решается сложная задача, что спасает жизнь герою в его явно неравной борьбе против сил зла. Гигантская птица  выносит его из враждебного человеку подземного царства (СУС 301, 12 текстов), свита животных-помощников позволяет справится с трудным заданием и вернуть жизнь юноше (СУС 303,  10 текстов; СУС 315, 2 текста). Все это животные делают в благодарность за то, что герой пощадил их, накормил, спас их детенышей. Добро, сделанное природе, вознаграждается, возвращается в самый трудный момент человеческой жизни сторицей, позволяя противостоять черным потусторонним силам смерти. Впрочем, звери, испытывая уважение и жалость к человеку, творят добро и просто так - бычок или кто-то из лесных животных спасает героиню, попавшую в руки нежити (СУС 314, 20 текстов). Распространенный в этой группе сказок мотив превращения людей в животных как высшего искусства (СУС 313, 22 текста; СУС 325, 3 текста) своеобразно наводит на мысль о возможности их взаимной трансформации, а следовательно, о принципиальной тождественности, которая требует гуманного отношения к любому представителю живого - потенциально тоже человеку. Несколько особняком стоит популярный в регионе сюжет "Медведь и три сестры" (СУС 311, 17 текстов), он преимущественно упрощен до изложения приключений девочки, попавшей в дом медведя и хитростью выбравшейся в деревню. Медведь предстает в сказке безусловно опасным существом, но отзывающимся на доброту и заботу о нем. С ним, как с человеком, можно договориться, поставить ему условия. Любопытно, что этот сюжет сохранялся до ХХ века в фольклоре мордовских народов как сказка-песня. В ней ("Мишкат-машкат") "матерый медведь, старый медведь" выступает не просто как зверь, в дом к которому попадает девушка, а как затем и ее муж, при этом девушка осуждается, ее называют "негодницей". Конфликтом и убийством прижитых от медведя детей сопровождается возвращение Маши в деревню (343, с.81-84; 308, т.2, с.475). Оба текста записаны не так далеко от границ региона - в Кочкуровском и Ковылкинском районах Мордовии. Архаика песен наводит Л.С.Кавтаськина на мысль об их "противототемистической тенденции" песни, которая, таким образом, закрепляет в сознании людей известный отрыв от древнейших мировоззренческих представлений (343, с.10). Как бы то ни было, текст еще раз воспроизводит идею единства происхождения человека и животных. 

      Эта идея оказывается в центре группы сказок "Чудесный супруг": животные состоят в родстве с людьми, под личиной зверей, птиц, амфибий может скрываться замечательное по красоте и по нравственным качествам человеческое существо, уже потому природа требует к себе гуманного отношения. Таковы идеи многих зафиксированных в регионе сказок (СУС 401, 7 текстов; СУС 402 , 11 текстов; СУС 407 1 текст; СУС 409, 1 текст; СУС 430, 2 текста; СУС 449, 1 текст; СУС 451, 1 текст). Самым распространенным из них является СУС 450 "Братец и сестрица", представленный 44 записями. Это сказка, адресованная самым маленьким слушателям, ее напряженный сюжет заставляет многократно сопереживать козленочку, образ которого принял ребенок. Тревога, жалость, желание добра, пережитые в связи с этим героем сказки, не могут не запечатлеться в детстве.

      Группа сказок "Чудесный помощник" также представлена большим количеством достаточно популярных в Нижегородском Поволжье сюжетов (СУС 511, 9 текстов; СУС 531, 5 текстов; СУС 545, 1 текст; СУС 550, 6 текстов; СУС 551, 2 текста; СУС 552, 4 текста; СУС 554, 13 текстов, СУС 555, 17 текстов). Наиболее часто записываемым является сюжет 530 "Сивка-бурка" (21 текст).

      Обратим внимание на то, что лишь сюжеты 554 "Благодарные животные" и 555 "Золотая рыбка" строятся в своем развитии на ответном действии природы по отношению к человеку, делающему ей добро - спасающему детенышей, милующему зверей и птиц во время охоты несмотря на голод. В остальных случаях герои просто приобретают обладающих волшебных знанием животных помощников как бы в дар от судьбы. Природа расположена к доброму человеку и готова первой идти ему навстречу даже тогда, когда его качества вроде бы и не проявились еще вполне. Нередко (СУС 511, 530) животные-помощники могут рассматриваться как посмертные воплощения близких родственников, обогащенных недоступными для живых знаниями. Сама допускаемая в сказке такая возможность "переселения душ" ориентирует слушателя сказки на доброе отношение к животным. Природа демонстрирует в сказках данной группы свои необыкновенные возможности, способственность преодолевать собственные же законы, буйно воспроизводить жизнь. Таковы ее щедрые дары - живая и мертвая вода, молодильные яблоки. Эти образы находятся в русле обозначенных уже в данной работе традиционных региональных представлений о силе священных родников и деревьев. Вместе с тем, блага, чудеса природы - не для всех. Они могут быть лишь ответом или своего рода авансом доброму человеку. На это обращает внимание, например, в детялях своей сказки "Золотая рыбка" (СУС 555) П.И.Никишкина из г.Сергач (354, с.116-118). Старик, поймавший золотую щуку, с трудом поддается на ее уговоры ("Ты что,  разве я тебя выпущу?!"). Старуха злобна, агрессивна, что сказочница мастерски  изображает воспроизводя ее речь ("Дурак ты старый! Холера бы тебя взяла!.. Жрать нечего. Ложись спать нежрамши!.. Дурак!  Рыба ему велела!").  То, что золотая щука отбирает у стариков подарки,  не может не  восприниматься  как высшая справедливость по отношению к недостойным людям.

      Сходные идеи несут и группы сказок "Чудесный предмет", "Прочие чудесные мотивы". Таким чудесным предметом могут быть созданные природой удивительные плоды, уродующие человека и возвращающие ему прежний облик (СУС 560, 11 текстов), удивительная птица, наделяющая необычными качествами того, кто ее съел (СУС 567, 5 текстов). Выразительны в подобных сказках образы животных, оказывающихся спасителями и бесстрашными помощниками героя. В сказке "Волшебное кольцо" Т.М.Завахиной из с.Ошминское Тоншаевского района (346, с.17-20) это собака, кошка и мышка, каждой из которых достается особая роль в поисках и возвращении чудесного кольцо погибающему  без  него герою. Мышка "плачет, как кольцо ей достать",  пока не придумывает хитроумный способ - так  велика ее любовь к хозяину,  собака  перевозит кошку и мышку через реку, кошка находит вновь потерянное кольцо в брюхе пойманной рыбы.  Звери спасают любимого хозяина, который в начале сказки отдал самые последние деньги, чтобы их выкупить, сохранить им жизнь. Те же мотивы жертвенности со стороны животных по отношению к любимым ими людям присутствуют  в  других  сказках (СУС 715, 1 запись, СУС 735****, 4 записи).

      В.А.Акцорин обращает внимание на любопытную особенность горномарийской сказки "Волшебный пест" (СУС 563). Наделяющий бедняка волшебным подарком бог Ош Йымы обитает на "вечном" священном дубе, который "еще древние прапрадеды посадили", и оттуда спускает чудесные предметы на шелковых качелях. В этом образе реализуется, по словам исследователя, мысль о том, "что древние марийцы имели представление и о биоэнергетической системе деревьев, при обращении к которым они якобы помогают установить справедливость среди людей" (336, с.8). 

      Группа "Чудесная сила" представлена в регионе популярным сюжетом "Иван Медвежье Ушко" (СУС 650, 9 текстов) с уже знакомыми нам тотемистическими по своему происхождению идеями родства людей (в данном случае выдающихся по своим способностям)  и зверей и другими (СУС 670 и 671, 5 текстов), где на первый план выходит идея обращения к мудрости природы, доступной человеку, который понимает язык зверей и птиц. Тема благодарности животных за спасение и гуманное отношение к  ним получает воплощение в сказках "По щучьему велению" (СУС 675, 8 текстов).

      В группе "Совместная работа человека с чертом" примечателен представленный 9 текстами сюжет 1030 "Дележ урожая". В регионе пострадавший от хитрости мужика черт повсеместно заменяется медведем. Это убедительное свидетельство особой роли медведя в представлениях жителя Нижегородского Поволжья о мире. С одной стороны, по сути уравнивая  его с чертом по силе и власти, сказочники признают его  "царем  леса",  с  другой,  ему  не отказывают в уме, своеобразных  представлениях о справедливости и законности:  с медведем можно "законно" договориться, и если условия договора будут мошеннически выгодны для человека,  то медведь все равно им подчиниться в итоге как существо со сходным обычным правом.

      Своеобразно интересен сюжет "Чудесная дудочка", имеющий достаточную распространенность в регионе (СУС 780, 18 текстов). На месте, где завистливые сестры закопали убитую ими девочку, вырастает куст. Их него вырезают дудочку, которая начинает ее голосом петь о случившемся. Нередко сказка заканчивается тем, что из дудочки к людям возвращается ожившая девочка. В сюжете воплощены древние представления о переселении души человека в растение и обратно. Сказка подчеркивает мысль о необходимости обережения и особой сакральности растущих на могилах деревьев, которые оказываются священными вместилищами человеческих душ. Крайне интересно состыкуется с распространенной сказкой обряд, зафиксированный на севере Городецкого района у мастеров, изготовляющих керамическую жбанниковскую игрушку (93-А-8). В ночь накануне пасхи они срезают ветви одного из деревьев местного кладбища. В дальнейшем только палочками, сделанными из этих веток, считается возможным протыкать дырки при изготовлении игрушки, чтобы придать ей "голос". При этом в прошлом жбанниковские мастера воздерживались от изображения глаз игрушек, чтобы в них не могла поселиться душа.

      Социально-бытовые сказки народов Нижегородского Поволжья обращены к иной тематике. Их сфера - домашняя жизнь людей, их труд, социальные отношения. Поэтому идеи, связанные с гармонией человека и мира природы, эта жанровая разновидность практически не выразила. Исключения, крайне немногочисленные, служат лишь подтверждением этой закономерности. Относятся они к наименее характерной для разновидности группе небылиц. На сюжет "Журавли на веревке" (СУС 1881) вблизи границ региона была записана марийская сказка "Богатыря победили журавли" (336, с.252-254). Богатырь одерживает победу над страшным медведем и мертвым колдуном, а потом, польстившись на деньги, соглашается и поймать журавлей,  напоив их из лотков водкой и связав им ноги. Журавли, взлетев, уносят его - обратим внимание - в чуждую лесному человеку  стихию, в море, где он и погибает. В.А.Акцорин справедливо видит в сказке назидание. Она напоминает о существующем табу на ловлю журавлей, которые "по марийским мифологическим представлениям считаются божьими птицами" (с.265). Сказка оказывается созвучна современному требованию необходимости охраны журавля в регионе, где его численность в результате постоянного беспокойства резко сокращается. Определенна ее идея: победа над природой, пренебрежение сложившимися экологическими установками губительна для самого же победителя.

      Экологический потенциал жанра в регионе можно считать чрезвычайно высоким, что касается в основном сказок о животных и волшебных сказок. Являясь действенным дидактическим средством и художественным произведением, адресованным и уму, и сердцу маленького слушателя, традиционная сказка выходит к нему с важными мыслями о необходимости гуманизма и паритета в отношениях человека с животными и растениями, о том, что адресованное природе добро вернется сторицей, а зло, нарушение законов в этих отношениях непременно окажется наказанным. Нарушенная природная среда стойко ассоциируется в традиционной сказке с потусторонним миром зла и смерти. Уважение к природе создает традиция проецирования жизни и поведения, мыслей людей на животных. Звери и птицы изображаются носителями не только высокой нравственности, но и тайных знаний, природа - наполненной непознанными чудесами. И это пробуждает у слушателя любовь к окружающему миру.

      3. Предание, топонимия и сказовая проза в экологической культуре

      Предания и сказовую прозу объединяет принципиальная установка на достоверность повествования. В то же время скупость художественных средств, лаконизм в большей мере отличают предание, что во многом может быть объяснено временной отдаленностью описываемых событий. Правдивость или то, что за нее принимается, создают в этих произведениях особый понятный, приближенный к слушателю безыскусный мир. Это заставляет безусловно верить в предлагаемый вывод. Идея экологического толка редко оказывается центральной в таком произведении - его тематика, как правило, иная, и она хорошо очерчена исследователями.

      В публикациях и исследованиях предание весьма часто предстает в связке с другим жанром - легендой: их роднит обращенность к давно прошедшим событиям. В силу этого предания публиковались именно в тех источниках, о которых уже шла речь в связи с легендой и быличкой. Кроме них, следует назвать сборники "Предания и сказки Горьковской области" (364), "Сказки, рассказы, песни Горьковской области" (374), "Предания и песни болдинской старины" (363), "Заря-заряница" (314), упомянуть многочисленные газетные публикации.

      Три последних сборника включают и записи устных рассказов. Также сказовая проза публиковалась в сборниках "Заветлужье" (312), "Сквозь огонь великой битвы" (377). Собирание и публикация устных рассказов и сказов ведут свой отсчет в регионе с 60-х годов Х1Х в., когда А.С.Гациский печатает первые из подобных своих записей под заголовком "Брак народного творчества" (302). Обратим внимание на то, что при собирании сказовой прозы традиционно выдерживается тематическая установка: в центре внимания оказывались и оказываются произведения,  рисующие социальную жизнь деревни, посвященные революционным и военным событиям, встречам  с замечетельными   людьми.  Следует  воздержаться  от  поспешных попыток объявлять такой подход неверным,  однако очевидно, что он - не исчерпывающий.

      Обратимся вначале к преданиям. Разделяя их на исторические и топонимические, принято фиксировать внимание на то,  что топонимическая разновидность - это не столько рассказ о  событии,  сколько  жестко  привязанный  к месту пространный ответ на вопрос, откуда пошло данное название. Повествовательное начало более развито в исторической разновидности преданий. Их тема - выдающийся герой в решающий момент его жизни, яркое событие прошлого. Рассмотрим те типы исторических преданий, где в той или иной форме реализуется экологический потенциал жанра.

      В преданиях о выдающихся деятелях прошлого тема природы как будто бы должна уходить из произведения. Между тем, в ряде случаев произведение конкретно локализует действие и этим самым достигает мощного эффекта: в сознании людей природный фон события превращается в своего рода памятник ему. Таково, например предание "Золотое имя" Ивана Грозного", записанное в д.Черномуж Шарангского района от М.Я.Малышевой в 1991 г., (352, с.144). Рассказчица подчеркивает: дуб, под которым во время похода на Казань якобы отдыхал Иван Грозный, оберегался, молва о нем передавалась из поколение в поколение - "я маленькая была, бабушка в лес меня водила... - показывала". Как уже было показано в главе 2, предание превращало место, где происходило важное историчское событие, где бывали запечатлевшиеся в народной памяти герои, вожди, в своего рода охраняемое, мемориальное место ("О девушке Ирге", 314, с.154-155; "Про Рощина", 314, с.164-165 и др.). Особняком стоят произведения, которые рассказывают о переселении людей, племен, о происхождении традиций. Хорошо известно, что у марийцев ориентиром для такого рода переселений нередко служили  животные.  Люди  верили  в   их мудрость  и  чутье, позволяющее  безошибочно  ориентироваться природном мире, выбирать благополучные, удобные для проживания места. Так, Б.С.Жуков (72) упоминает в публикации материалов комплексной экспедиции Московского университета "Человек ветлужского края" о  древнем  предании: согласно ему предки жителей Поветлужья пришли в этот край с Унжи. Предшествовало этому пропажа  быка, происшедшая  летом.  Осенью он вернулся обратно (заметим,  что такого рода содержание животных было распространено на  ранних этапах  скотоводства). Следующей весной люди последовали в лес за быком и спустя несколько дней пути оказались на берегу широкой реки, где и решено было поселиться.  Интересно,  что подобные предания  известны и у живущих на территории Марий Эл в Нижнем Поветлужье горных мари - речь идет о том, что предки переселились с запада, следуя за свободно отпущенными быками (335, с.165). В д.Ошары Тоншаевского района сохранилось предание о том, что поводом для выбора места этого населенного пункта послужила встреча переселенцев с удивительным, не знакомым им животным, судя по описаниям,  северным оленем (96-А-1). Северные олени, действительно, в прошлом встречались в Заветлужье на южной границе своего ареала (215) и в силу этого были редки, воспринимались как чудо. Место, которое было облюбовано животными,  вызывавшими человеческое уважение, ценилось, считалось пригодном для жизни. Уже сама по себе  эта важная  позиция  вызывала дополнительное почтение к природе, желание не изменять ее условий и тщательно наблюдать за ними.

      Событийные по своей сюжетике предания (они повествуют о необычных фактах прошлого в сфере бытовой жизни) также дают примеры обращения к теме природы. Заметим: такого рода факт должен настолько выпадать из ряда привычных, чтобы в чем-то менять человеческую жизнь. Пример такого текста - предание "Козья масленица" (Усов, рукопись НГОУНБ, с.140-145). Событие, связанное с животным, послужило в данном случае поводом для ежегодных праздников.  Предание  рассказывает о том, как коза спасла Нижегородскую ярмарку от опустошительного пожара. Огонь вспыхнул  ночью,  а  испуганное  животное,  бросилось  бежать, запуталось в веревке колокола и подняло набат.  "Героиню"-козу по  этому  случаю  горячо чествовали",  и это стало традицией. Веселое и уважительное "прославление козы" формировало добрые чувства по отношению к животным.

      Среди событийных преданий есть произведения, призванные изобразить картины далекой уже от современников местной жизни. Иногда в таких текстах важная для исполнителя экологическая информация, которую он хочет передать слушателю, может проходить и на переферии повествования. Так, в предании "Андросово" (314, с.168) речь идет о том, как было основано село Андросово, какой была в нем в прошлом жизнь. И отмечается: "В ней (Рудне) воды еще на моей памяти больше было. А на другом берегу стоял дубовый лес.  Я его еще помню, правда, редкий он был. В гражданскую войну весь свели. Хорошее тут было место". Говоря о природе окрестностей села в прошедшем времени, рассказчик желает выразить оценку негативным изменениям, внесенным в среду, вызвать у тех, кто его слушает, сожаление по поводу хищнического использования богатств природы в прошлом. Земля обеднела, жить стало хуже, село вымирает - это стороны одного процесса - такова одна из идей повествования, вносящая важный сторонний смысл в чисто информационное содержание предания.

      По-своему интересно и, безусловно, связано с нашей темой предание "Пасьяново" (А-86-4), рассказывающее об основании этого села в Шатковском районе и его жизни в прошлом. Важный элемент сюжета - открытие местными жителями сернистной грязи в окрестных озерах, которые сегодня являются местной природной достопримечательностью. Предание обстоятельно повествует о том, как и от чего крестьяне лечились целебной грязью в банях, как добывали ее и старались оберегать от попадания стоков сами озера.

      В особенности велик экологический потенциал другой разновидности предания - топонимического. В основе этой его особенности жесткая привязка сюжета к определенному месту, нередко совсем небольшому, не замечаемому посторонними - речке, оврагу, рощице, болоту, а не только к городу, селу, деревне. Предание это скупо детализовано, в нем мало средств образности. И по сути оно представляет собою развернутый ответ на вопрос, откуда возникло название. Вместе с тем, в нем воплощен своеобразно преломленный идеал, озаряющий все грани народной культуры, запечатлен опыт поколений, чем интересно даже принципиально неверное объяснение названия. Чаще же можно говорить о другом - об анахроническом смещении времен в народной памяти, для которой характерно своего рода мышление эпохами ("при Иване Грозном", "при Петре"). И если предание связывает название с битвой войска Ивана Грозного, народ может оказаться прав в главном: битва, действительно, была, но необходимо разобраться, когда и кто в ней участвовал.

      Важность существования этих текстов в духовной культуре региона обусловлена тем, что все, имеющее имя собственное (а особенно - объясняемое!) как бы получает право на существование в сознании людей, закрепляется как состоявшийся факт, что уже само по себе берет под охрану имеющий название объект в отличие от безымянного. На основании того, что народная этимология, воплощаемая в топонимическом предании, может быть и неверной, многие топонимисты не воспринимают как ценный источник фольклорные материалы. Между тем, как уже сказано, у них есть свое серьезное предназначение. Название, объясненное лингвистом в научной монографии, но никак не объясняемое местными жителями, рискует забыться, что резко понизит статус самого объекта - его носителя. Примеры забываемых названий, если они не объясняются в преданиях, многочисленны в регионе, особенно с учетом того, что развитие информации и транспортных связей предлагает людям как бы иную систему топонимических ориентиров. Так, вблизи платформы Озеро в Семеновском районе нами был проведен в 1988 году опрос жителей д. Озеро с целью выявить сохранность названия самого природного объекта, благодаря которому возникли оба названия. Установлено, что никто не знал "старого" названия озера, помещавшегося на топографических картах начала века - Юрьевское. Оно было известно просто как Озеро, в чем сказалось влияние исторически недавно построенных деревни и платформы.

      В свете сказанного представляется разумным рассматривать топонимическое предание в системе координат топонимики, поскольку по существу народная этимология, воплощенная в фольклоре, является ее фактом. Нижегородская топонимия является сферой, для изучения которой заложена хорошая основа. Работа Л.Л. Трубе "Как возникли географические названия Горьковской области" (257) была одним из первых региональных словарей  с  обширным  вступлением,  дала богатый,  обобщенный материал по географическим названиям края.

      Разумеется, ученый-географ не был первым, кого привлек топонимический материал Нижегородского Поволжья. Публикация материалов топонимии, интерпретаций названий насчитывает более чем вековую историю в нашем крае. Однако до Л.Л.Трубе обращение к материалу географических названий не носило специального характера - он использовался как подсобное средство в трудах по истории, географии, этнографии. Топонимы требовались как дополнительное свидетельство исторических событий, как указание на природные особенности мест и историю их заселения. Публиковались как памятники народного творчества топонимические предания, связывавшие навзания с яркими фактами прошлого, с историческими лицами.

      Топонимические материалы обнаруживаются на страницах романов "В лесах" и "На горах" П.И.Мельникова-Печерского (337), значение которых явно выходит за пределы значения чисто художественных произведений:  они ценны как этнографические, краеведческие исследования. Такого рода материалы имеются в "Кратком очерке истории и описании Нижнего Новгорода" Н.И.Храмцовского (275), "Нижегородском летописце", "Нижегородке" А.С.Гациского (303) и издававшемся им многотомном "Нижегородском сборнике", книгах "Черемисы" (244), "Мордва" (245) И.Н.Смирнова,  "Нижний Новгород,  его прошлое и настоящее" И.А.Милотворского (143), "Мордва" С.К.Кузнецова (123), "Рост Нижнего Новгорода по данным его хорографии" С.М. Парийского (201), "Нижегородское Поволжье Х-ХУ1 веков" Л.М.Каптерева (96). Более современными, послевоенными трудами, использующими  топонимические  материалы,  являются "Очерки физический географии Горьковской области" С.С.Станкова (253), работы по топонимике Поволжья В.А.Никонова (195, 196) и К.А.Четкарева (277).

      Публикация книги Л.Л.Трубе, посвященной особо топонимике региона, отметила своего рода рубеж в исследовании проблемы.

      В последние тридцать лет, разумеется, продолжают выходить издания, где географические названия так или иначе оказываются в сфере внимания авторов. В первую очередь это перечисленные уже работы В.Н.Морохина, книги по географии области Л.Л.Трубе (253, 254), справочник "Улицы города  Горького" (380), сборники "Города нашей области" (1969; 1976), краеведческая литература о городах и районах.  В  научных ономастических сборниках  увидели  свет  статьи по топонимике региона и сопряженных с ним территорий Л.Л.Трубе (258, 259: 261), И.С.Галкина (49, 50), К.Н.Санукова (235, 236), С.Я.Черных (276, 391). Значительным вкладом в топонимику края стали исследования ученых из Йошкар-Олы и Саранска, изучающих марийские и мордовские, древние финно-угорские географические названия, а их много на территории нашей области. В первую очередь это книга И.С.Галкина "Кто и почему так назвал" (52), где есть очерки, специально посвященые топонимам Нижегородской области, "Тайны мордовских имен" Н.Ф.Мокшина (153), "Топонимический словарь Мордовской АССР" И.К.Инжеватова (87). Появились работы по топонимике Нижнего Новгорода о области.  Это "Нижегородские топонимические словари" Н.В.Морохина и Д.Г.Павлова (173) и Н.В.Морохина (181). Многообразны публикации по топонимике в местной печати.

      Для выявления экологического потенциала текстов их необходимо разбить на группы.

      Классификации топонимов (и преданий, которые с ними связаны) обыкновенно не удавались. Л.Л.Трубе (257), например, выделяет топонимы, указывающие на местоположение объекта и природные условия, связанные с историей заселения и хозяйственной  деятельностью, с именами отдельных лиц, с религией, с преданиями и легендами. Ясно, что могут быть топонимы, объясняемые одновременно "историей заселения" и преданиями или "религией" и легендами. Неопределенность классификационного признака разрушает саму классификацию.  То же легко заметить и в книге И.К.Инжеватова (89), и в зарубежных классификациях, например, Д.Стюарта (описательные, ассоциативные, связанные с происшествиями, притяжательные, мемориальные, рекомендательные, народно-этимологические, искусственные, ошибочные, перенесенные) (184). Топоним, объясняясь народной этимологией, может при этом быть притяжательным и связанным с происшествием одновременно.

      Но значит ли это, что попытки подразделить их на группы бесперспективны и ничего нам не дадут, кроме путаницы? Просто, вероятно, материал проявляет необыкновенную сложность и неподатливость. Обращает на себя внимание, то, что одно и то же название может проходить по нескольким "рубрикам" приведенных классификаций. Это - не проявление какого-то неразрешимого противоречия, а требование ввести несколько различных классификационных критериев, и тогда каждое название получит свое четкое место в многомерном пространстве, будет всесторонне описано.

      Введем же эти критерии: 1) характер называемого объекта (гидронимы - принадлежат рекам, озерам, болотам, источникам; ойконимы - населенным пунктам и их частям и т.п.); 2) этимологический тип, общий характер происхождения (патроним происходит от имен, фамилий, прозвищ людей - основателей, "отцов" сел и деревень или их хозяев; апеллятив - от нарицательных слов с указанием характер объекта; деминутивы - уменьшительные формы нарицательных существительных, на деле выражающие их принадлежность к сфере топонимии и т.п.); 3) роль в системных внутритопонимических отношениях, связь с другими названиями (первичные и вторичные названия, парные: Большой/Старый - Малый/Новый, перенесенные с других по характеру объектов, лингвистическая калька и т.п.); 4) сфера функционирования (официальные, неофициальные, старые, микротопонимы); 5) языковая и культурно-историческая принадлежность. Все эти классификационные основы так или иначе запечатлеваются в топонимическом предании, однако в идейном содержании текстов это никак не может вывести на комплекс, обращенный в традиционной экологической культуре. С ним оказывается тесно связан лишь последний признак - 6) сама конкретика, на которую опирается название, то "нарицательное", что, превращаясь в топоним, становится "собственным".

      В этом плане географические названия выступают мощным источником внетопонимической информации, сведений о природе, истории, населении, хозяйстве, но, разумеется, в том случае, если они будут правильно поняты.

      В целом топонимы (и предания, их объясняющие) можно разделить на две большие группы, которые будут опираться - с одной  стороны  -  на  природу,  с другой - на культуру, понимаемую в самом широком смысле - как все созданное с участием разума человека.

      "Природные" топонимы могут указывать на местные особенности климата, что запечатлевается преданиями. Например, название с.Вармалей в Дальнеконстантиновском районе объясняется "особым ветренным местом",  где оно стоит,  и  это соответствует  переводу названия с эрзянского "ветряной овраг" (А-92-2). Существенны геологические приметы:  предание  хранит память   о  марийском  происхождении  назвния  Куверба  и  его переводе как "каменное"  в  Тоншаевском  районе (А-90-4), об аналогичном   происхождении названия деревни Каменное в Тонкинском (А-91-3), Кавлей (с эрзянского - "каменная речка") в Ардатовском - в окрестных полях много камней, оставшихся после днепровского оледенения; название реки Железницы объясняется ржавым цветом и вкусом воды и по существу служит указанием на расположение рудных запасов (А-85-3). То же касается особенностей почвы. Например, предание отмечает границу чернозема, объясняя название Черновское в Большеболдинском районе - в нем воспроизводится история о том, как в селе завязла карета Екатерины П, и она была поражена цветом и обилием осенней грязи (306, с.162-163), другой текст обращает внимание на влажность почв, из-за которой село в Краснобаковском районе получило название Текун (А-85-1). Подмечаются специфичные черты рельефа в объяснении названий д.Высоково Ковернинского района (А-87-1), д.Низково Павловского (А-88-2), с.Стрелка Вадского (А-84-2), с.Клин Вачского (А-85-3). Не остаются без внимания в топонимическом предании водные объекты, которые в объяснении названий выступают нередко как ориентиры - более древние, чем сами поселения: Заболотное Воскресенского района (ФФКСЛ, 82-68), д. Решное Выксунского (А-85-3). Номинанация объясняется качествами воды в этих водоемах: д.Усольцево Краснобаковского района основана, как полагает предание, возле соленого ручья (А-85-1), р.п.Гремячево - около мощных, шумных источников (ФФКСЛ, 81-68). Отмечаются в преданиях места былых стихийных бедствий: ими объяснены названия п.Буреполом в Тоншаевском районе (А-90-4), д.Поломное в Семеновском (А-95-2), д. Поломерское в Воскресенском (ФФКСЛ, 82-69), д.Гари в Лукояновском (А-87-4), д.Большое Загарино в Вачском (А-85-3). Нередко название носит предупреждающий характер - оно предостерегает человека о том, что объект неблагоприятен для него, таит опасность: в Выксунском районе у с.Верняя Верея имеется народное название Гибловка. Предание поясняет: село находится в окружении непроходимых болот (А-85-3).

      Многочисленны опоры в преданиях на элементы живой природы - близрасположенные растительные сообщества, например, в названиях с.Елховка Вадского района (А-84-2), п.Дубки и д. Дубрава, д.Горные и Ямные Березники Дальнеконстантиновского (А-92-1), р.п.Сосновское (А-89-3), с.Пикшень Большеболдинского (А-92-4) (от эрзянского "пекше" - "липа"), д.Туманур Шарангского (А-86-1) (от марийского "тума" и "нур" - "дубовое поле"). Предания указывают и на распространение возле номинованных объектов примечательных по тем или иным причинам животных. В Большемурашкинском районе зафиксированы тексты, объясняющие названия д.Медвежий Лог и Медвежья Поляна тем, что во время заселения территории именно возле них были встречены медведи, затем очень быстро исчезнувшие (А-92-1). Аналогично объясняются в преданиях названия близрасположенных в Гагинском районе д.Сурки и Сурочки (А-92-8). Обратим внимание на то, что в большинство случаев предание в своем объяснении опирается на нынешнее или былое соседство с редким, не характерным для округи в широком смысле, а то и давно исчезнувшим природным объектом. Так в силу закона топонимического негативизма предания запечатлевают границы ареалов, ведь именно на этих границах подобные объекты представляются чем-то необычным, характерной местной приметой.

      В данном случае собирание и изучение преданий, впрочем, наряду с исследованием письменных источников, связанных с основанием населенных пунктов, помогает корректировать интересный подход к топонимике, заявленный известным экологом В.К.Рахилиным (221, с.8-9). Он пишет о том, что изучение по карте  "названий  населенных  пунктов...  позволяет  составить объективную картину и дать оценку изменений под влиянием отдельных   или   целого   комплекса  факторов различного поисхождения,   их   взаимообусловленность и взаимовлияние, провести бонтировку конкретных   угодий на различных исторических стадиях". Однако из приводимых им  примеров топонимов с карты Подмосковья не следует, что это действительно так: Грибово, Вороново, Гольцово, Бисерово могут быть  связаны  по  своему  происхождению  и  с  фамилиями  или прозвищами   первопоселенцев.   Нижегородский   материал  дает многочисленные подобные примеры. Так, не реализуется ожидаемая по  логике  В.К.Рахилина  связь  между  природными  реалиями и названиями деревень Уткино и Вахтан-Рачки в Шахунском  районе. Эту связь отрицают предания:  основателями они называют Уткина и  братьев-близнецов по прозвищу Рачки (А-90-3). Именно предание зачастую  дает  возможность  отграничить  названия, непосредственно  связанные  с  приметами природной среды, и патронимы, что является важнейшей  задачей  при  изучении ландшафта с использованием топонимического материала.  В  этой сфере  предание принимает на себя функции хранителя информации об эталонном состоянии среды, имевшим место в период заселения территории  и нередко утраченном ныне.  Это состояние предание представляет слушателю как благоприятное, нормальное, давая возможность сравнить с ним теперешнюю картину.  Отметим,  что записи преданий  о  названиях,  непосредственно  связанных,  с медведем   (а   не   с  патронимами,  происходящими  от  слова "медведь") приходятся исключительно на  южную  часть  области, где  это животное имело наименьшее распространение в последние века, а ныне исчезло. При реакклиматизации европейского сурка, занесенного  в Красную книгу РСФСР,  в ходе поиска подходящего места  для  восстановления популяции зоологи обратились к материалам топонимики.  В Межпьянье они обнаружили упоминаемые здесь деревни Сурки и Сурочки,  а около них уже  на  местности нашли сурчины - следы нор в почве, сохранявшиеся на протяжении нескольких веков. Это неопровержимо доказывало былое распространение  сурка в этих местах.  Реакклиматизация прошла успешно благодаря точному выбору места (169).

      Важен и интересен пласт преданий, объясняющих топонимы, которые связаны с человеком и его культурой. В первую очередь, по числу текстов это ойконимы. Большинство из них приходится на патронимы - названия от имен, фамилий, прозвищ, характеристик первопоселенцев и владельцев. Предания связывают названия с типом поселений, национальной принадлежностью жителей. Однако особый интерес обращают на себя произведения, объясняющие названия спецификой местного хозяйства в прошлом. Они могут содержать информацию в частности о том, откуда и когда прибыли на данное место жители, о взаиморасположении и планировке населенных пунктов, их былых функциях и принадлежности, местных исторических событиях, весьма ценны для изучения истории ландшафта топонимические предания о древних дорогах и оборонительных линиях ("Звягино", 355; "Ратная тропа", 312; "Грошак", А-82-8; "Малая и Большая Пристань", 312; "Обход", А-85-1, "Таможниково", "Почайна", А-92-2).  Среди текстов о древних укреплениях  можно  выделить предания,  объясняющие  названия долгое время сохранявшимися в Нижегородском Предволжье линиями засек - здесь присутствуют описания ныне сведеных заповедных непроходимых лесов, служивших естественной преградой от неприятеля. Такие предания сохранились  об  исчезнувшей ныне д.Засека   Вадского   района (А-84-2), с.Просек Лысковского (А-92-6),  о возникших на месте ворот  на засечных дорогах р.п.Шатки и с.Архангельское неподалеку от него (А-86-3).

      Однако особо интересны для нашей темы предания, о топонимах, несущих свидетельства о былом развитии хозяйства - охоты, земледелия, скотоводства, промышленности, ведь это важное для самосознания жителя территории напоминание об имевшихся и, возможно, утраченных уже ресурсах природы, об их рачительном использовании. Так, в предании "Оранки", объясняющем название этого села в Богородском районе, содержится напоминание о том безграничном лесе, который рос по реке Кудьме в былые времена. Очень нелегким человеческим трудом отвоевываются земли под пашни, где "орали" - обрабатывали земли, однако со временем место леса занимает широкое ополье (А-92-2). Сходные истории освоения и изменения ландшафта содержит целый ряд произведений - о д.Распашка Первомайского района (А-93-4), об урочищах, где некогда специально выжигался дубовый лес для производства поташа на месте с.Полховский Майдан Вознесенского района (А-93-4), Василев Майдан, Учуево-Майдан Починковского (А-87-3), д.Никитин Завод Воскресенского (ФФКСЛ, 82-67). Предание "Зименки" (А-93-5) о деревне в Семеновском районе ведет ее историю от избы-зименки охотников, начиная повествование с сообщения о былом богатстве лесов пушным зверем. Сходно с этим предание о с.Алемаево Шатковского района (А-93-2): его основателем считается эрзянский охотник Алемай из с.Корино, построивший зимовье в богатых дичью угодьях, которые ныне представляют собою ополье.

      Ряд преданий связывают названия с рыбными запасами и в связи с ними - с промыслом в тех местах, где возникло название. Таковы предания о с.Сомовка Воротынского района (А-92-2), Сомовой Заводи и оз.Щучьем Варнавинского (А-85-1), оз.Карасном Бутурлинского (ФФКСЛ, 80-68). Отдельные тексты напоминают о былом существовании пастбищ, дававших прекрасную возможность содержать большое количество скота. Такое объяснение приводит Л.Л.Трубе (257, с.83) месту Коровий Брод близ  Нижнего Новгорода на берегу Волги:  здесь в межень стада из города могли переправляться на более богатые заречные луга, ныне  ставшие  промзоной  г.Бор.  Напоминание о скотоводческих угодьях содержит предание "Букалей" о деревне  в  Бутурлинском районе (ФФКСЛ, 80-68).

      Не в меньшей мере отразили топонимические предания и природопользование, связанное с подсобными промыслами. Так, в г.Богородске одна из окраинных улиц носит название Горшечная, что объясняется развитым здесь гончарным промыслом, добычей подходящей для него глины (А-84-5). Поселок Унор в Выксунском районе, по мнению жителей, получил название в связи с тем, что возле него в рудниках "норах" шла добыча руды, запасы которой ныне истощились (А-85-3). Любопытно предание о с.Кодочиги в Тоншаевском районе (А-90-3). В основе хозяйства этого села, расположенного на бедных сырых песчаных почвах, было плетение лаптей и их продажа на базарах, располагавшихся к востоку - на Вятке. Изучение природных границ, проходящих по Заветлужью, показало, что село располагается именно на таком рубеже ареала распространения липы: дальше к востоку это дерево в тайге практически не встречается. Это обстоятельство позволяло кодочиговцам весьма выгодно использовать положение своего села, сбывая липовые лапти там, где их производство было невозможно.

      В устных рассказах, посвященных ярким событиям социальной жизни, подвигам во время революции и войны, выдающимся людям образы природы, обращение к ней занимают минимальное место. Так, из 218 учтенных при работе над настоящим иследованием текстов лишь 15 содержали подобные элементы. Можно предположить, что картина окажется аналогичной при попытке анализировать сказовую прозу других регионов.