Главная » 2013 » Март » 22 » Академик Евгений Мищенко не знал, что числился убитым в бою 10 августа 1941 года под Кутижмой
13:43 Академик Евгений Мищенко не знал, что числился убитым в бою 10 августа 1941 года под Кутижмой | |
 Фото журнала "Наука и жизнь". № 1, 2010 год. *** Об академике, крупнейшем мировом математике Евгении Фроловиче Мищенко - выпускнике Нововязниковской железнодорожной школы № 8 меньше всего знают на его малой родине, как ни странно. Нет мемориальной доски, недавняя кончина академика прошла для земляков практически незаметно. Сайт "БЫЛОЕ" пытается исправить этот пробел. В процессе поиска первичных материалов биографии, мне удалось открыть то, чего не знал даже сам Евгений Фролович: в базе ОБД "Мемориал" с несколько искаженной фамилией я обнаружил документ 1941 года, в котором совершенно определенно указывается, что будущий лауреат Ленинской премии остался лежать убитым на поле боя в Карелии. Исследуя биографию, я пришел к выводу, что эпизод с ранением, который описывает Евгений Мищенко в интервью Владимира Губарева и есть тот самый бой. По-видимому, его раненого подобрали санитары госпиталя, о чем не знали в части, - так случалось нередко, особенно во времена затяжных боев, когда не удавалось похоронить однополчан. Его занесли в список павших, который здесь воспроизводится и о котором не знал академик по одной простой причине: фамилия искажена. Даже если бы он сделал запрос в Подольск, там тоже могли не распознать того "погибшего" бойца. Мне удалось это установить в процессе поиска погибших отца и брата Евгения Фроловича. Представляя ошибки имен и фамилий, я подставлял в электронной базе разные, порой немыслимые варианты искажений... Так нашелся этот документ.  Список павших бойцов 37-ой стрелковой дивизии, в котором значится и Мищенко. См. ниже документ. Кроме того, Евгений Фролович скромно говорит о том, что у него нет фронтовых заслуг, но в базе "Подвиг народа" нашелся орден "Красной звезды" и описание подвига, где помощник замполита и комсорг подгранзаставы НКВД Мищенко поднимал бойцов и первым шел в атаку. На сайте "БЫЛОЕ" размещены и наградные документы Е.Ф. Мищенко. Они, как и документ о гибели солдата Мищенко, - в соответствующих местах статьи Владимира Губарева из журнала "Наука и жизнь" № 1 за 2010 год. Владимир Цыплев, редактор сайта. *** "Наука и Жизнь" №1, 2010 год. http://www.nkj.ru/archive/articles/17040/ Люди науки «Академик Е. Ф. Мищенко — выдающийся российский учёный, специалист в теории дифференциальных уравнений и процессов управления, один из создателей современной математической теории управления, автор около 100 научных работ, в том числе 5 монографий. Ему принадлежат фундаментальные результаты в различных областях чистой и прикладной математики: в топологии, теории колебаний, теории оптимизации и теории дифференциальных игр… Он — один из авторов всемирно известной монографии «Математическая теория оптимальных процессов». Идеи и методы развитой в ней теории широко применялись при создании современных средств управления и космической техники». Из представления на Демидовскую премию, лауреатом которой академик Е. Ф. Мищенко стал в 2008 году. Академик Мищенко терпеть не может журналистов. Видно, доставили мои коллеги ему когда-то неприятности. Я попал в «исключение» (и этим, не буду скрывать, горжусь), а потому оказался рядом с Евгением Фроловичем во время его поездки в Екатеринбург в феврале 2009 года. Там и родился этот материал. Монолог академика Мищенко сложился из его бесед с коллегами в Институте математики и механики Уральского отделения РАН, из рассказов о себе, размышлений о судьбе науки и воспоминаний, которые я аккуратно записывал. Мне очень хочется вернуть доброе восприятие академиком нашей профессии. Впрочем, посмотрим, что получилось… Академик Евгений Фролович Мищенко: — Кто я и откуда? Я никогда не рассказывал о своей жизни. Но сейчас хочу это сделать, потому что тогда не надо будет ничего выдумывать. Мне 87 лет. Я — из деревни, что находится во Владимирской области. Деревня маленькая, 17 домов. Семья, к сожалению, была не совсем благополучной. Отец, на мой взгляд человек выдающийся, к деревенской работе приучен не был, а потому уехал. Воспитывала меня мама, она до сих пор для меня Богиня. Я пошёл в первый класс в соседнее село, что в двух километрах от нашей деревни. Потом мы переехали в посёлок Новые Вязники. Там мама работала на фабрике. В Вязниках я начал ходить в библиотеку. Читал много, всё, что попадалось под руку. Первая книжка, которая меня заинтересовала особо, была «Теория относительности» английского астрофизика Артура Стенли Эддингтона. Сначала меня поразило его лицо на портрете, а потом я стал рассматривать формулы. Открывал книгу, листал страницы и замирал от восторга, хотя ничего не понимал. Была и другая книга, написанная нашими выдающимися математиками Павлом Сергеевичем Александровым и Андреем Николаевичем Колмогоровым. В ней рассказывалось о теории функций. Я книгу не просто прочитал, а выучил. Так что со сложными интегралами познакомился, ничего не зная об интегралах простых. От сельского школьника я вырос до академика. Получал разные премии, в том числе и Ленинскую. Но этим я обязан не себе, а тем выдающимся людям, с которыми мне пришлось общаться. Правда, учитель математики в школе был слабый. Я сразу понял, что он не удовлетворяет моему стремлению узнать что-то новое. Учитель писал на доске формулы, я вмешивался, поправлял его. Меня убирали из класса, чтобы не мешал. Так продолжалось с 4-го класса по 6-й. И тут из Горького к нам приехал поработать один аспирант. Это было фантастическое везение для меня! Я стал заниматься с ним математикой. В какой-то момент он сказал: «Женя, вам нужно поехать на олимпиаду в Москву!» Но уехать в Москву из глуши было не так-то просто, и он посоветовал написать письмо Павлу Сергеевичу Александрову, который занимался олимпиадами. Я так и сделал. Адрес на конверте был такой: «Москва, университет, профессору П.С. Александрову». Судьба Жени Мищенко напоминает сказку о Золушке. Впрочем, время тогда было особенное. Поиском талантливых ребят по всей России занимались многие учёные, ведь они создавали научные школы. Их костяк зачастую составляли самородки из глубинки. - И тут случилось второе чудо. Через несколько дней я достал из почтового ящика конверт, в нём два письма с просьбой отпустить меня в Москву: одно — для моей мамы, а другое — для директора школы. В письме я нашёл и схему, как добраться до Комаровки, где жили тогда Александров и Колмогоров. Я приехал. Мне устроили экзамены. Я их выдержал. А потом Павел Сергеевич повёл меня по книжным магазинам, где накупил математических книг. Формулы меня очаровали. Думаю, когда музыкант читает партитуру, даже не играя на инструменте, у него возникает такое же чувство восторга, как у меня, когда я читал математические книги… — С тех пор я начал учиться в Москве. В 1940 году пошёл в армию. Так что ещё до войны прошёл армейскую муштру, научился ходить по 30 километров в полном снаряжении, освоил лыжи… На войне был рядовым. Служил на границе с Финляндией. Никаких особенных подвигов за мной нет. Воевал как все. Друзей хоронил, случалось, у меня на руках умирали. Сам в полевом госпитале побывал.  На погранзаставе Мищенко числился павшим... Сейчас разное о войне пишут. Может быть, где-то и было иначе, но у нас никаких сомнений в победе не было ни разу. Мой отец погиб на фронте и младший брат. Он был необучен совсем. Призвали, и в первый же месяц погиб… Ну а рядом со мной много известных людей воевало. На пример, Вадим Александрович Матросов. Потом он стал Героем Советского Союза, генералом армии и начальником погранвойск СССР. Вот такие у меня фронтовые друзья…   Наградной лист - представление к ордену "Красной Звезды". В беседах Евгений Фролович часто «выбивался из колеи», отвлекался на, казалось бы, посторонние вещи. Но эти «отступления» делают его воспоминания ещё более ценными. К примеру, рассказ об умении запоминать прочитанное. — На фронте, во время затишья, нам иногда читали лекции по политике и «Краткому курсу истории партии». А я больше лекторов знал, мог процитировать наизусть целые страницы из диалектического материализма… Откуда? Да из самого детства. Ещё совсем мальчишкой я ходил в библиотеку и читал Гегеля. Многое помню с той поры, хотя прошло несколько десятилетий. Если есть желание, процитирую… Был, например, такой случай. Шла конференция, посвящённая 100-летию Льва Семёновича Понтрягина. В коридоре два аспиранта размышляли на философские темы, в частности о сущности бытия. Я проходил мимо, и вдруг в памяти всплыло: «Всеобъемлющее бытие единственно. Будучи самодавлеющим, оно не допускает ни над собой, ни возле себя ничего!» Я произнёс эту фразу вслух и пошагал дальше, вполне довольный произведённым эффектом… Над этим «бытием» я думал ещё мальчишкой, но к настоящей вере так и не пришёл… Однако вернёмся к войне. Во время лекций я любил задавать вопросы, особенно каверзные. А у нас был комиссар, энергичный такой. Всё время дёргал меня за гимнастёрку, молчи, мол, иначе в штрафную роту попадёшь… Только через много лет я понял, что «Краткий курс... » надо было заучивать без всяких вопросов… Прошло много лет. Как-то в день праздника пограничных войск меня пригласили в Кремлёвский дворец, посадили за стол президиума. Дима Марков — тот самый комиссар — тоже оказался там. Сидит с женой, пьёт чай и вдруг слышит, что академик, лауреат Ленинской премии, бывший пограничник Мищенко речь говорить будет. Узнал он меня, написал письмо, потом в гости приехал. Посидели вечерок, повспоминали военные дни. К сожалению, совсем мало боевых друзей осталось. И погибли, и поумирали уже. Те, кто прошёл войну, до деталей помнят дни и ночи, отданные ей. Евгений Фролович замолчал. Вспоминал товарищей. Но потом вернулся к математике, к тому, чем живёт сегодня. — Александров и Колмогоров прислали мне на фронт несколько писем. Это было что-то невероятное! А после окончания войны, когда меня не хотели демобилизовывать, Александров хлопотал, чтобы отпустили из армии. Вот так настоящие учителя заботились о судьбе своих учеников! Они следили за нашими достижениями, по мере сил всегда помогали. Помню, впервые я поехал за границу с Александровым. В Вене мне предстояло делать доклад на немецком языке. И он, член Академии наук, стал моим переводчиком — стоял у доски и переводил всё, что говорил начинающий учёный. За короткий срок я защитил диссертацию по топологии. В соавторстве с моим учителем Л.С. Понтрягиным, В.Г. Болтянским и Р.В. Гамкрелидзе мы написали книгу «Математическая теория оптимальных процессов», которая мгновенно разошлась по миру. Математику популяризировать трудно (я хотел сначала написать «невозможно», но подумал: вдруг появится такой популяризатор!), а потому решил расспросить Евгения Фроловича об его участии в развитии космонавтики и ракетной техники. Но, к счастью, вовремя сдержался, ведь учёный сразу же погрузил бы меня в океан его любимых формул и дифференциальных уравнений, где, ясное дело, разобраться я не смогу. Да и читатели, скорее всего, тоже. Ну а Евгений Фролович продолжал: - В Математическом институте имени В. А. Стеклова, с которым связана моя жизнь, висят портреты великих учёных, работавших в «Стекловке». За редчайшим исключением, в этой галерее представлены все выдающиеся математики советской эпохи. Среди них один из первых — Лев Семёнович Понтрягин. Он — великий математик. Если всё сделанное им разделить на десять кусков, то каждого будет достаточно, чтобы его имя навсегда осталось в математике. Американцы считали Понтрягина самым крупным топологом мира. Из Принстона — центра математики в Америке — Льву Семёновичу, потерявшему зрение в 14 лет в результате несчастного случая, прислали специальную пишущую машинку, чтобы он сам мог печатать свои статьи и книги. С большими трудностями удалось тогда преодолеть таможенные барьеры, ведь таможенникам всё равно — великий ты учёный или нет, слепой или зрячий… Кстати, вместе со Львом Семёновичем я впервые попал в Америку. Понтрягина одного не пускали, и американцы добились, чтобы его сопровождали ученики. Одним из двоих оказался я. В отечественной науке не было «тихих уголков», где можно было бы укрыться от идеологических бурь. Хорошо известно, как власть громила генетику, потом геологию, досталось физике, ну а о философии и говорить нечего. Не избежала нападок и математика. В центре критики оказалась топология, ярким представителем которой был академик Понтрягин. Атака на него сопровождалась привычными и банальными обвинениями: проку нет от этого направления науки, далека она от жизни, от практики… Эхо той борьбы вокруг топологии докатилось до наших дней. Некоторые математики до сих пор не признают Понтрягина «классиком». Казалось бы, какое это имеет значение: признают, не признают?! Но Евгения Фроловича Мищенко такое отношение к его учителю, нет, не обижает, а оскорбляет до глубины души, и в каждом своём выступлении — будь то в аудитории, где присутствуют коллеги, или в более широкой — он обязательно рассказывает о работах Понтрягина и его школы, к которой имеет честь принадлежать. — Я считаю, что общение с гением — это клад, которым пользуешься всю жизнь. Для меня Понтрягин — именно такой человек. Есть ещё один великий математик, с которым я имею счастье общаться сейчас, — Николай Николаевич Красовский. Вот небольшой штрих к его портрету. Как-то в одной из бесед он мне говорит: «Мы сочиняем сонет». «Какой сонет?» — спрашиваю. Он объясняет: «У Шекспира 140 сонетов, кажется, а мы хотим написать свой, да так, чтобы даже профессионал не отличил наш сонет от шекспировского». Взялись всей группой, писали долго, много трудились над рифмами, но по-шекспировски так и не получилось… С гением в литературе соревноваться невозможно… Как и с гением в математике… Каждому своё… Тем не менее целый «Венок сонетов» был написан, и Николай Николаевич посвятил его мне. Я был тронут. Храню эти листки бережно до сих пор. Почему математики часто обращаются к поэзии? Ответить трудно, но знаю одно: большинство из них могут читать стихи ночи напролёт. Чем, кстати, производят неотразимое впечатление на девушек... В конце разговора академик Мищенко вспомнил ещё один эпизод из жизни. — Однажды Павел Сергеевич Александров взял меня с собой отдыхать на Волгу. Когда мы плавали на лодке, я читал «Одиссею» Гомера. Знаю её наизусть, так что можно считать, всегда вожу с собой. Хотите, прочту? О Пенелопа, ещё не конец испытаниям нашим; Много ещё впереди предлежит мне трудов несказанных, Много я подвигов тяжких ещё совершить предназначен…  Награда к 40-летию Победы. Топология (от греч. τόπος — место и lógos — слово, учение) — раздел математики, изучающий в общем виде те свойства геометрических объектов, которые остаются неизменными при непрерывных деформациях, например связность, ориентируемость. В отличие от геометрии, в топологии не рассматриваются метрические свойства объектов. Их можно растягивать, сжимать и изгибать, но нельзя разрывать. Например, бублик в топологии не отличается от чайной чашки, а лента Мёбиуса — кольцевая поверхность с одной стороной и одним краем — обладает совсем иными свойствами, нежели обычное бумажное кольцо с теми же самыми линейными размерами. Владимир Губарев. Опубликовано в журнале «Наука и жизнь». № 1, 2010. Евгений Фролович в интервью вспоминает об аспиранте из Горького, который первым увидел в нем талант математика. После изучения архивных данных удалось установить, что это был преподаватель железнодорожной школы № 8 ст. Вязники Егоров Александр Иванович 1913 года рождения, проживавший в Нововязниках на ул. Первомайской д. 14. Он тоже ушел на фронт, служил радистом-пулеметчиком танка Т-34, погиб 27 августа 1943 года. Похоронен: Харьковская обл., Дергачевский р-он, с. Минеральные воды. Размещение и вставки документов - сайта "БЫЛОЕ". 2013 год. | |
| Категория: Уникальная информация | Просмотров: 2089 | | | |